Роберт О`Брайен - Z – значит Захария

Но что если мистер Лумис хотел оставить костюм себе? Что если он рассчитывал, когда придет время, сам сбежать из бункера на поиски возможно уцелевшей цивилизации? В конце концов, в итоге он так и сделал.

Так что в каком-то смысле все зависит о того, кем был – и есть – мистер Лумис. И, честно говоря, я этого действительно пока не знаю.

Меня одолевают сомнения. Если он выживет и придет в сознание, спросить его об этом? Он явно не хотел распространяться о том, что произошло: в своем рассказе про лабораторию, костюм и поход в Чикаго он ни разу вообще не упомянул Эдварда. С другой стороны, трудновато будет, живя вдвоем, знать его секрет и не проговориться.

Мне придется принять решение.

6 июня

Сегодня утром я опять ходила в церковь, утратив всякую надежду. Он лежал неподвижно, не подавая никаких признаков жизни, кроме очень слабого дыхания, уже более тридцати двух часов. Я начала чувствовать себя так, как будто в конце концов снова осталась одна. Нелегко было думать о нем как о человеке, способном говорить и мыслить. И все же я не хотела сдаваться, чувствуя: сдамся я – сдастся и он. Потому и пошла в церковь.

День был пасмурным, воздух пах свежестью и влагой. Ночью пролился небольшой дождь и собирался снова. Подходя со мной к церкви, Фаро побежал обнюхивать траву, где я оставила птенца, но тот уже исчез. Не сомневаюсь: родители вернули его в гнездо.

В этот раз я не забыла ни про Библию, ни про молитву.

На обратном пути собрала немного цветов шиповника, росшего вдоль дороги, и дома, поставив их в вазу, отнесла ему в комнату. Цветки яблони завяли и осыпались. Он не может их видеть, конечно. Я снова сделала это для себя.

Потом я села у кровати и, как могла, посчитала частоту дыхания. Перепроверила три раза, и вроде бы получается, что она упала с пятидесяти до примерно тридцати. Кажется, и дыхание стало чуточку глубже.

Не знаю, хороший ли это признак, но вдруг?

Поиграла еще полчаса на пианино; надеюсь, музыка долетает туда, где он сейчас находится.

7 июня

Ему определенно лучше.

Он по-прежнему не просыпается, но частота дыхания упала до 18 раз в минуту – почти норма, – а цвет лица стал из голубого белым. Он и выглядит лучше. Я еще не мерила температуру, но могу сказать, потрогав его лоб и свой: она все еще высокая, но уже не такая, как была.

Воспользовавшись этим улучшением (которое может быть, насколько я понимаю, всего лишь временным), я заменила ему простыню, одеяла, наволочки и пижаму. Чтобы заменить простыню, пришлось перекатить его с одного края кровати на другой (нас так учили в курсе гигиены), я старалась сделать это очень бережно. Кажется, ему не повредило, даже никак не отразилось на дыхании.

В общем, это была, конечно, грязная работа. Предстоит большая стирка, и я теперь понимаю, что не создана быть медсестрой или сиделкой. Одно время я подумывала об этом – издалека профессия медсестры казалась хорошей: помогать людям, нуждающимся в помощи, да еще и получать за это деньги. Но в итоге я остановилась на преподавании: тоже, в каком-то смысле, помощь людям.

Все никак не привыкну к мысли, даже после столь долгого времени, что я уже не стану никем , что у меня не будет профессии и что никуда я не поеду и ничем не буду заниматься, кроме того, что приходится делать здесь. Работу учительницы я выбрала потому, что мечтала преподавать английский язык и литературу. Я люблю книги и чтение больше всего остального. Мой план был, занимаясь с детьми, одновременно учиться самой, прослушать курсы литературы и, возможно, писательского мастерства.

Это теперь в прошлом; больше нет никаких школ, некого учить. Я все понимаю, но не могу перестать думать об этом. Другой частью моего плана было жить дома, экономя деньги, и потратить всю зарплату первого года на книги. У меня их так мало, что я перечитывала каждую раз по двадцать, а то и больше.

Эти размышления натолкнули меня на мысль. Большая часть книг, которую я хотела купить – хотела бы , – находились в публичной библиотеке Огдентауна. А еще в городе был магазин подарков и при нем небольшой книжный отдел. А еще там были большие богатые дома, возможно, полные книг, которые уже никто никогда не прочитает. Вот я и задумалась: а нельзя ли принести их сюда?

Я думаю о защитном костюме. После того, как он дошел досюда, мистеру Лумису будет, полагаю, не так уж трудно совершить вылазку в Огдентаун за книгами.

Но не опасно ли приносить их в долину? Или, может быть, сложить их где-нибудь подальше, в холмах, накрыть от дождя и подождать, пока снизится радиоактивность? Думаю, можно проверять их (как ручей) раз в неделю счетчиком Гейгера. Я мало в этом понимаю, но мистер Лумис-то разбирается. Хотя, возможно, ему все это будет не интересно – он, очевидно, не большой любитель чтения.

Мысли о книгах разбередили мне душу. И все же я полна сомнений. Вот что пришло мне в голову: если это возможно, если книги в итоге можно будет брать в руки, но мистер Лумис не захочет идти за ними, я смогу сходить. То есть, конечно, если он одолжит мне костюм.

Тут я вспомнила про Эдварда и вздрогнула.

8 июня

Сегодня утром он открыл глаза, но они пустые и невидящие – глаза новорожденного животного. Он ни на что не смот-рел.

Кажется, он даже пытался говорить или, по крайней мере, издать какой-то звук, но получился только хрип. Я решила, что он просит воды, налила немного и дала ему с ложечки. Его действительно мучила жажда; я влила в него полстакана и остановилась, побоявшись, что его стошнит, если он будет пить слишком много и слишком быстро. Отличная новость: он хорошо глотает, хотя часть воды и пролилась из уголков рта.

Я понимала, что он еще не пришел в сознание. Но это явное улучшение, и мне тоже лучше. Чуть позже я и температуру ему померила. Пришлось сидеть и держать сразу и градусник, и его подбородок (ох и оброс же он!), но все получилось. У него 103 [14] 39,4 °C. – намного лучше.

Как же он ужасно исхудал: кожи да кости! Если он уже может глотать, по крайней мере жидкость, видимо, нужно подумать, чем его кормить. Что бы такого сварить жидкого и при этом питательного? Конечно, можно суп. Но еще лучше – заварной крем. Я приготовила немножко: молоко, желтки, сахар, соль. Пока ждала, чтобы закипело молоко, в который раз пожалела, что нет печки.

И тут меня осенило: а почему бы и нет? У меня же теперь есть трактор!

Разбирая печь, я планировала перевозить ее частями на маленькой (и порядком ветхой) ручной тачке. Мне и в голову не приходило что-то другое, пока я – мы – не запустили трактор. На прицепе я могла бы перевезти все за несколько минут. А собрать ее заново на кухне не так уж долго: я точно знала, куда хотела ее поставить.