Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

Расслабившись, подняв руку вверх, а другую протянув вперед, Оливер свернул вбок, под прямым углом к узкоколейке, и осторожно, крадучись, отошел от рельса на двенадцать шагов. Казалось, лунное притяжение позволяет даже парить над полом. Дыша через нос, как можно медленнее, он опустился на колени. Сердце трепетало у самого горла, наверняка заглушая стуком дыхание. Под частую дробь сердца, под рев крови в ушах, Оливер напряг слух до предела. Издали, со стороны коридора, ведущего от подземелья назад, к загонам, донесся едва уловимый лязг вагонеток с рудой и, может быть, голоса шахтеров с надсмотрщиками. Слабый, на грани слышимости, весь этот шум, однако ж, очень мешал разобрать, где и что делает тот, крадущийся следом за Оливером.

Чужие шаги смолкли, но вскоре неподалеку снова раздался скрежет металла о рельс, сопровождаемый негромким сопением. Втянув голову в плечи, понимая, как от него несет потом и страхом, Оливер крепко прижал руки к бокам. Откуда-то издали, из штольни, ведущей к спасению, донесся резкий голос надсмотрщика. Если бы только добраться до этого голоса… Однако, отчего-то уверенный, что преследователь, кем бы он ни был, крайне проворен, Оливер собрал волю в кулак и остался на месте.

Еще один скрип. Оливер съежился, припал к полу, уменьшая площадь тела, отражающего звук иначе, чем базальт стен. Дрожащие пальцы нащупали под ногами осколок камня. Лоб ощутимо заныл, и Оливер понял: это он, третий глаз, ноет от страшного напряжения, стараясь пронзить взглядом угольно-черную тишину, разглядеть …

Силуэт. Фигура на толстых, точно столбы, ногах, сложенная из красно-черных глыб. Что-то вроде…

Скрип . Сопение. Преследователь поворачивался к Оливеру. Взмах рукой – и осколок камня, отскочив от потолка, щелкнул по полу, откатился туда, откуда шел Оливер.

Снова шаги – мягкие, очень медленные, и как будто… как будто движутся в его направлении.

Выпрямившись во весь рост, Оливер поднял руки над головой. Пальцы коснулись грубо отесанного базальта, нащупали в камне глубокую выемку, а рядом с ней – дыру, уходящую кверху. Втиснув в дыру ладонь, он ухватился свободной рукой за край выемки и подтянулся. Носки башмаков уперлись в выемку великолепно, позволив всем телом распластаться по потолку. При лунной-то силе тяжести он провисит здесь хоть целую вечность, только дышать нужно как можно тише.

Шаг… еще шаг… сопение, причем у самого пола, что и натолкнуло Оливера на эту идею. Повернуться книзу и посмотреть, что там, он не мог. Вдруг что-то заскребло по набедренному карману штанов. Вот и конец? Однако скованный страхом по рукам и ногам, Оливер даже не шелохнулся, а звуки шагов и сопение, нисколько не задержавшись поблизости, начали удаляться в глубину просторного подземелья.

Спрыгнув на пол, согнувшись едва ли не вдвое, Оливер со всех ног рванулся к дальнему коридору, маячившему впереди, красно-черному среди угольно-черной тьмы. Встречный сквозняк нес с собою негромкий шум. Рассадив о стену костяшки пальцев, Оливер нырнул в коридор, по памяти резко свернул направо и ничком бросился на пол у самой стены. Чужие подошвы мягко прошлепали по шпалам – совсем рядом… но мимо.

Не в силах больше сдерживать дыхания, Оливер жадно втянул носом воздух. Прошло три, а может, даже четыре минуты, оставаться на месте сделалось просто невыносимо. Поспешив к перекрестку, он повернул налево и, крадучись, подошел к загонам. Рамка на пункте осмотра пронзительно загудела; дежурный надсмотрщик, опалив Оливера лучом фонаря, принялся бесцеремонно обшаривать его карманы.

– Э-э! – воскликнул он, вытащив из набедренного кармана штанов крупный кусок «синьки».

Что это? Откуда?

– Простите, босс, – пролепетал Оливер, приглядевшись к куску руды и вспомнив, как неизвестная тварь, проходя под ним, зацепила карман. – Случайно, должно быть, завалился.

Почти не заметив удара и ругани надсмотрщика, он проковылял в загон. Каждый мускул дрожал, ослепленные светом глаза неудержимо слезились – от боли и от несказанного облегчения. Снова… снова среди своих…

Вот только Эстер с той смены так и не вернулась.

Спустя какое-то время в загон снова явились надсмотрщики, вооруженные фонарями и погонялками. Шахтеров выстроили вдоль сетчатой ограды. Сузившиеся до размера булавочной головки, зрачки Оливера воспринимали все вокруг только в самых общих чертах, в виде зернистых черно-серых силуэтов. Джейкоб оказался высоким, плечистым здоровяком с короткой бородкой. Глаза его ярко блестели под бритым лбом, выделяясь даже на общем черно-сером фоне окружавшего Оливера мира.

– Из вашего загона уже не первый шахтер пропадает, – сказал один из надсмотрщиков на языке шахтеров.

Его голос был очень похож на кварц, в котором порой приходилось пробивать штольни – твердый, искристый от трещин да сколов, словно в любую минуту готовый сорваться на хохот, а может, на крик.

Никто не откликнулся.

– Мы знаем, – наконец сказал Джейкоб.

Надсмотрщик шагнул к нему, остановился напротив.

– А пропадать они начали после того, как здесь появился ты.

Джейкоб пожал плечами.

– Мне по-другому рассказывали.

В луче фонаря, бьющем прямо в глаза, лицо Джейкоба засверкало, точно второй фонарь, направленный навстречу первому. Внезапно открывшийся третий глаз Оливера прибавил ему осязаемости, дополнил новыми чертами – смуглостью кожи, тяжестью бровей, изборожденным шрамами скальпом. Сделал не просто белым пятном, выхваченным лучом света из черного мрака.

– Гляди у меня, шахтер.

– Не я ж виноват, если там, в штольнях, нас кто-то жрет, босс, – повысив голос так, чтоб его наверняка расслышали в соседних загонах, ответил Джейкоб.

Надсмотрщик коротко, без замаха, врезал ему в живот. В мелькании лучей света шахтеры попадали на пол, съежились, подставляя спины под башмаки. Град новых ударов. Каждая градина – боль. Но в полудюжине загонов Джейкоба слышали, это уж точно.

Надсмотрщики ушли. Белая слепота сменилась слепотой черной, черным, как смерть, непроглядным бархатом тьмы. Долго лежали шахтеры, не поднимаясь, укрывшись каждый в особом, личном мирке, прижавшись к теплому камню пола, прислушиваясь к медленно набухающим кровоподтекам. В конце концов Джейкоб ползком двинулся от одного к другому.

– Так, – говорил он, прикладывая ладони ко лбу товарища, – с тобой все о'кей. Давай-ка, очнись. Оглядись вокруг.

И тьма словно рассеивалась, и каждый потягивался, потягивался, дрожа, точно пес, учуявший след. Пятна на угольно-черном, стонущие, шевелящиеся силуэты… да, третий глаз вновь не подвел. С силой растирая лицо ладонями, зажмурив глаза, чтобы лучше видеть, Оливер оглядел загон.

– Я наткнулся на эту тварь по дороге со смены, – сказал он остальным.