Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

Когда ария Мейбл завершилась, Алекс вошел на кухню и двинулся к кладовой.

– Эта – совсем короткая, – заметил он.

– Да, затягивать ее было бы совсем не к месту, – откликнулась мама. – В этом ведь ничего забавного нет.

Однажды вечером, в то время как отец отправился в очередную поездку, маме пришлось заночевать у Айлин, Иры и Гэри: Гэри арестовали, и Айлин с Ирой нужна была помощь. Алекс со Стеллой остались дома одни.

Стелла, расхаживая по опустевшей квартире, мяукала без умолку.

– Понимаю, Стелла, все понимаю, – раздосадованный, сказал ей Алекс. – Но их нет. Нет. И до завтра они не вернутся.

Но кошка и ухом не повела.

Алекс отправился в отцовский кабинет. Сегодня ему выпал случай что-нибудь почитать в относительном тепле и уюте, только с книгами нужно обращаться очень, очень бережно…

Книжные полки оказались пусты.

Алекс замер перед ними, изумленно разинув рот. Он и не думал, что книг продано так много. На отцовском столе оставались две-три, но их трогать Алексу не хотелось – тем более что они оказались словарями.

– Ну, это для меня – все равно, что китайская грамота.

Вернувшись в гостиную, он извлек из мешочка обрывок бечевки и попробовал увлечь Стеллу игрой, но играть кошка не пожелала. И на колени к нему не пошла. И мяуканья не прекратила.

– Стелла, заткнись!

Но кошка, умчавшись прочь, расплакалась жалобней прежнего.

Всерьез разозлившийся, Алекс отыскал склянку с кошачьей мятой и высыпал щепотку на линолеум в кухне. Стелла, мигом примчавшись, принялась нюхать траву, а затем и кататься по ней с боку на бок, а после буйно играла с бечевкой, пока не запуталась в ней хвостом. Тут кошка замерла, смерила Алекса мутным, испуганным взглядом, со всех ног умчалась в обычное свое убежище и наотрез отказалась выйти наружу. Тогда Алекс включил «Пензанских пиратов» и слушал их, слушал, пока наконец не уснул.

Мама сказала, что для Гэри подыскали хорошего адвоката, и на душе у всех сделалось как-то полегче. А спустя пару недель отец нашел новое место – специально позвонил с работы домой, чтоб поскорей рассказать об этом родным.

– Где? – спросил Алекс маму, как только та повесила трубку.

– В Канзасе.

– Значит, переезжаем.

– Да, – подтвердила мама. – Опять переезд…

– А там тоже есть ледники?

– Думаю, да. В холмах. Может быть, не такие большие, как наш, здешний. Но ледники есть везде.

Перед отъездом Алекс в последний раз вышел на лед. Все вокруг укрыл тонкий слой хрусткого снега. Причудливый, сказочный снежный пейзаж… Погода стояла ясная, небо сияло необычайной, невероятно бледной голубизной, белый простор ледника до боли слепил глаза. Высоко-высоко, над западным горизонтом, выгнулись полумесяцами несколько перистых облаков. Снег слегка, самую малость подтаивал, повсюду сверкали капли воды, и каждая заключала в себе крохотную, разноцветную искорку радуги. Звон капели, журчание, плеск талой воды доносились со всех сторон, яркий свет словно бы бил сквозь глаза прямо в мозг, подрагивал, оглушал.

Расселина напротив убежища Алекса сделалась шире, и доски скамьи попадали наземь. Ледяная стена вокруг валуна треснула, раскололась, осыпав деревянные плахи осколками льда.

Ледник двигался. Ледник дышал. Ледник жил. Никаким плотинам с электрическим подогревом его не остановить. Казалось, мощь его громадного податливого тела сочится снизу, словно холод сквозь вымокшие подошвы ботинок, вливается в мышцы, переполняет грудь. Ослепленный светом, падающим отовсюду, как лучи ламп над операционным столом (каждый камешек, укрытый снегом, – будто алое пятно на прозрачном диапозитиве), Алекс сощурился, прикрыл глаза. Белый свет… белый свет над белым простором…

Вдали гулко, раскатисто треснул куда-то стремящийся лед. Лед, ветер, тучи, солнце, планета – все вокруг двигалось, двигалось своим путем, не прерывая движения ни на минуту.

За упаковкой вещей Алекс услышал разговор родителей в соседней комнате.

– Нельзя, – сказал отец. – Нельзя, сама понимаешь. Не позволят.

Когда сборы были закончены, квартира приняла чужой, незнакомый вид. Голые стены, голый дощатый пол… все вокруг словно бы сделалось намного меньше. Одну за другой Алекс обошел опустевшие комнаты – спальню родителей, выходящую окнами на Честер-стрит, и свою спальню, и кабинет отца, и гостиную, и кухню, необычайно, сказочно светлую по утрам. И кладовую. Стелла, мяукая, следовала за ним. Ее одеяльце по-прежнему лежало на месте, в углу, однако без столика, побитое молью, сплошь в свалявшейся шерсти, казалось никчемным, ни на что не годящимся. Взяв кошку на руки, Алекс вернулся в кладовку и поднялся по черной лестнице на крышу.

По углам белели сугробики, наметенные ветром. Любуясь городом, Алекс обошел крышу – раз, и еще раз, и еще, а Стелла, усевшаяся у порога чердачной надстройки, провожала его настороженным взглядом. Ветер трепал, ерошил ее трехцветную шерстку.

Снег вокруг чердачной надстройки растаял, а после снова замерз. Крохотные, плоские зеркальца льда змеились по усыпанному гравием рубероиду. Присев на корочки, Алекс задумчиво постучал по льду ногтем, поднялся, повернулся к западу, но соседние здания и верхушки голых деревьев заслоняли весь вид.

В коробку Стелла решительно не желала, сопротивлялась изо всех сил, а едва оказавшись внутри, заплакала, замяукала жалобно-жалобно.

Отец уже отбыл в Канзас, на новое место, а Алекс, мама и Стелла жили в гостиной у Майкла У, пока мама не закончит работу. Теперь ее работа подошла к концу, и для них тоже настал день отъезда. Билеты в кармане, скоро на поезд… но прежде нужно отнести Стеллу к Талботам.

Перейдя улицу, Алекс с коробкой в руках двинулся следом за мамой, вдоль авеню Содружества. Кошка беспокойно ерзала на одеяльце, скреблась в картонную стенку, прижатую к груди. На углу Кенмор они свернули к югу. Мама быстро шагала чуть впереди, а когда они добрались до нужного дома, взяла коробку сама.

– Подождешь здесь, внизу, ладно? – сказала она.

– О'кей.

Подхватив коробку под мышку, мама нажала кнопку звонка, дождалась сигнала домофона и скрылась в подъезде.

Алекс присел на ступеньки у входа. На тротуаре, в углу, поблескивали малыши – плоские растопыренные пальцы льда, выступившего из трещин в асфальте.

Вскоре вернулась мама – побледневшая, кусая губу. Оба быстрым шагом двинулись прочь, но вдруг мама сказала:

– Ох, Алекс, как она перепугалась! – и опустилась на ближайшее крыльцо, уткнувшись лицом в колени.

Алекс подсел к ней, слегка прислонившись плечом к плечу мамы. Без слов, без объятий – все это ни к чему. Просто сесть рядом, быть рядом… Этому он научился у отца и сидел рядом с мамой, будто ледник. Чуть шевелящийся. Живой. Залитый ослепительно-белым солнечным светом.