Ким Робинсон - Черный воздух. Лучшие рассказы [сборник litres]

Обследовав содержимое мешка, Алекс выбрал пару томов на английском, «Одиссею» и «Колосса Маруссийского», и сунул их в карманы пуховика. Отнесет на ледник, прочтет, а после продаст Антонио – возможно, с книгами из следующего мешка. Книг у отца в кабинете на много мешков еще хватит.

Ледник припорошило снежком, укрывшим оспины углублений, улегшимся ярко-белыми пятнами на северный бок каждого серака, каждого валуна. Заполненные снегом, узкие трещины белели на фоне серого хаоса. Когда снег укроет ледник целиком, трещин под ним не заметишь, и гулять здесь станет слишком рискованно. Сейчас же опаснее всего оставлять за собой явный след: мало ли, кто на него наткнется. Но это прогулке не помешает. Подняться наверх по одной из щебеночных гряд – и дело в шляпе.

Эти полосы щебня, тянувшиеся кверху, как железнодорожные насыпи, казались Алексу настоящим чудом: будто бульдозер, взобравшийся на огромный центральный язык ледника, сгреб в стороны обломки камней и прочий мусор, оставив на склоне идеально прямые полосы. На самом же деле природа обошлась здесь без всякой техники. Во время одной из вылазок на ледник вдвоем отец пробовал объяснить Алексу, как это происходит.

– Лед движется, и в середине движение быстрее, чем по краям, совсем как в ручье. Поэтому лежащие на поверхности камни со временем соскальзывают вниз, образуя подобные полосы.

– А отчего полос две?

Отец, пожав плечами, заглянул в сине-зеленые недра одной из расселин.

– А ты знаешь, что лазать сюда ни мне, ни тебе не следует?

Остановившись, Алекс осмотрел автомобильную шину, торчащую из щебенки. От грузовика, истерта до самого корда… Гореть будет, но очень уж надымит. Кроме нее, в ровной насыпи, среди песка и камней, нашлось еще кое-что интересное – пластиковые бутылки, кукла, цоколь от лампочки, телефон.

Его убежище оказалось целым и невредимым. Вытащив из карманов книги, он поставил их на скамью, подпер парой булыжников, обошел валун, огляделся. Низкое небо казалось мягкой перламутрово-серой простыней, подернутой плавными, едва различимыми волнами складок. В неярком свете ледник заиграл всеми своими красками – розоватым отливом диковинных снежных водорослей, лазурью сераков, всевозможными оттенками камня, яркими пятнышками случайного мусора, белизной множества снежных заплат. Миллион разноцветных мазков под оловянной облачной пеленой…

Скрип, скрип, скрип; треск, долгий раскатистый рокот. Могучий исполинский зверь шевельнулся во сне. Пройдясь по его спине, Алекс вернулся в укрытие и сел на скамью. Со склона дальней боковой морены посыпался щебень, в воздухе заклубилась бурая пыль.

Книги он прочитал. «Одиссея» оказалась странной, но интересной. Кое-что из этой истории Алекс знал по рассказам отца. «Колосс Маруссийский», несмотря на затянутость и многословие, его здорово позабавил: читая «Колосса», Алекс то и дело вспоминал дядюшку, способного превратить самое незначительное происшествие в уморительный монолог не меньше часа длиной. А как пересказал бы он историю о Стелле, взобравшейся на дуб! При этой мысли Алекс от души рассмеялся… вот только дядюшка сидел в тюрьме.

Устроившись на скамье поудобнее, Алекс читал, а время от времени прерывался, чтоб оглядеться. Когда рука замерзала, он перехватывал книгу другой, пряча замерзшую руку в карман пуховика. Когда обе руки синели от холода, он прятал книги среди камней под скамьей и отправлялся домой.

За первым мешком в лавку Антонио и прочие кембриджские магазинчики отправился еще мешок книг, и еще, и еще. И всякий раз Алекс, выбрав из предназначенного на продажу то, что покажется интересным, заменял выбранное книгами, прочитанными на леднике. А читая, мечтал спасти все книги до одной, заработать денег как-нибудь по-другому и когда-нибудь, в неопределенном будущем, но в подходящий момент, вернуть отцу утраченную библиотеку.

Со временем Стелла простила спасителя и вновь начала с радостью, с азартом гоняться за куском бечевки из конца в конец длинного, узенького коридора, юзом скользя по полу на повороте возле отцовского кабинета. Вспоминая точно такие же игры с Понго, готовым гоняться за чем угодно, все трое от души хохотали над Стеллой – особенно когда она вдруг останавливалась и принималась брезгливо, старательно вылизывать шерстку, как будто ни о каких буйных играх даже не помышляла.

– Нет, Стелла, ты нас не обманешь! Мы помним , все помним!

Мама распродала большую часть музыкальной коллекции, кроме немногих, самых любимых вещей. Однажды Алекс отправился на ледник с мелодией «Concierto de Aranjuez» [54] «Concierto de Aranjuez» («Аранхуэсский концерт», исп. ) – самое известное произведение испанского композитора Хоакина Родриго, сольный концерт для классической гитары с оркестром. , кружащей в голове: сегодня мама включила его за работой. С негромким хрустом шагая по снегу, Алекс мурлыкал себе под нос главную тему из второй части. Ясное дело, это и есть главная тема, песня самого ледника. Как только слепой композитор сумел ухватить, передать его необъятный, продуваемый всеми ветрами простор? Наверное, такие вещи можно не только увидеть, но и услышать. К примеру, вот в этих посвистах ветра над льдом.

День выдался жутко мрачным, ветреным, снежным. Сегодня Алекс мог бы взойти к середине огромного языка прямо между щебеночных гряд: наверх все равно никто больше не сунется. Та-да-да… да-да-да-да-да-да… та-да-да… Руки в карманах, подбородок к груди – так он и шел навстречу гудению ветра. Казалось, весь мир – здесь, вокруг… вот только в убежище на таком холоде дольше минуты не просидишь.

В поисках новой работы отец то и дело уезжал из города на несколько дней. Однажды утром Алекс проснулся под музыку из «Пензанских пиратов». Эта опера была одной из их любимых, мама то и дело слушала ее за работой и каждую субботу, с утра, а потому либретто каждый знал наизусть и нередко подпевал исполнителям, а Алекс безупречно мог подражать всем интонациям своего любимца, Пиратского короля.

Одевшись, он спустился на кухню. Мама стояла спиной к нему, у плиты, подпевая певице. Утро выдалось ясным, а огромные окна кухни были обращены на восток, и солнечный свет заливал все вокруг – раковину, тарелки, белую кухонную плиту, линолеум, цветы на подоконнике и Стеллу, сидевшую среди цветов и с удовольствием слушавшую мамино пение.

Рослая, широкоплечая, мама Алекса с каждым годом стриглась все короче, и теперь ее волосы превратились в шапочку мелких, тугих темно-русых кудряшек с несколько более длинной прядкой на затылке, вдоль шеи. «Скоро и ей конец, – подумал Алекс, – и тогда мамины волосы станут такими короткими, что дальше некуда». Увлеченная пением, мама опиралась изящной рукой о плиту и смотрела в окно. Голос у нее был довольно низкий, звучный, волнующий, будто у настоящей певицы, только красивее, а подпевала она арии Мейбл, узнавшей, что Фредерик сможет уйти от пиратов только в 1940-м [55] Согласно сюжету оперы (ее действие происходит в конце 70-х годов XIX в.), главный герой, Фредерик, вправе оставить ученичество в пиратской команде, достигнув 21 года. Однако родился Фредерик 29 февраля – то есть день рождения у него бывает только раз в четыре года, в високосном году, а значит, в команде он должен прослужить до 84 лет. Мейбл – невеста Фредерика, обещавшая его дождаться. .