Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— Да, — сказал я, — это хороший мир. Мне нравится. Спасибо.

— И не надо говорить собирательно — преступления, жестокость. Кто-то совершал преступления, да. В том числе даже и в рядах самой КБР. Но чаще это делали враги — как Гольденберг, представившись партийным деятелем, отправлял в ЗИНы невиновных. Но многие честно сражались и не совершали преступлений. Почему тех и других нужно записывать в одну страту? Почему нужно мешать палачей и героев, преступников и честных тружеников? Ничего мешать не нужно. И не нужно говорить о прошлом собирательно — это оскорбит память честных. Если это зачем-то необходимо — надо проводить расследование и осуждать тех, кто достоин осуждения. И только их.

Несмотря на одиннадцатый час, на улице все еще было светло. Вроде не Питер, вроде юг, но и здесь в июне очень длинные дни.

Мама проводила меня до остановки — ей хотелось пройтись с собакой. Магнитка пришла быстро, и очень скоро я уже выходил на своей остановке. Народу было немного — гуляли несколько запоздавших собачников, вокруг которых бегали здоровенные питомцы, парень с девушкой шли обнявшись. Звезды сияли как праздничная иллюминация. В роще я остановился. Нашел Вегу, нашел Орион, в нем — Ригель и Бетельгейзе, а потом — Пи-3. Это и есть звездочка, чуть больше Солнца, вокруг которой вращаются семь планет, и одну из этих планет назвали Радуга. Там нет ничего, кроме сине-зеленых водорослей в океане да странных лишайников на слоистых розовых скалах.

Вернее, там не было ничего — теперь там уже строятся здания, земные деревья тянут ветки к синему, как и здесь, небу.

Почему я сейчас подумал о Радуге? Я обещал не оставлять маму. Я вообще не особенно рвусь в космические дали — мне все равно, где работать. Люди есть везде.

Дверь распахнулась передо мной, я прошел через широкий холл, ступил в лифт и поднялся к квартире. Гости снова ушли гулять — видимо, нога Витьке уже совсем не мешала. Оно и к лучшему. Я взял в коквинере бокал пива и сел на балконе.

И тут раздался сигнал. Не хотелось портить беседой ночное безмолвие. Я вошел в комнату и мысленно, через комм, включил экран.

Со стенного монитора на меня смотрела Марсела — глаза ее слегка опухли и покраснели, лицо выглядело ошарашенным.

— Привет, — сказал я осторожно. Кажется, Марсела была не дома — она сидела за каким-то столом, вдали виднелась зелень. Кафе, парк?

— Стаська, — шепотом почему-то сказала Марсела, и мне показалось, что глаза ее заблестели, — Стаська, извини, что я так поздно… так вышло. Понимаешь, мне совсем некуда деваться. Я, конечно, могу взять гостиницу, но… мне страшно, Стаська. Помоги мне.

Ли Морозова, «Последний, решительный бой».

Из главы восемнадцатой «Восстание в Праге». Год 7 до н.э.

…Наш БТР продвигался медленно, на углу послышался разрыв снаряда, и мы ощутили легкий толчок. Улицы были безлюдны. У въезда на площадь Мира БТР остановился, а за нами — вся колонна. Командир, китаец Шен, повернулся к нам.

— Петров! Проверь.

— Есть, — ответил сержант-срочник и полез из БТР. Я уже видела на экране причину остановки. Выглядело это совершенно сюрреалистически, кафкиански: представьте себе безлюдную улицу, дом, покореженный еще военным снарядом, серое хмурое небо, и поперек улицы, у выезда на площадь — длинная-длинная шеренга детских колясок, без мам, без какого-либо присмотра.

И это после вчерашнего случая, о котором все только и говорили: когда дорогу на аэропорт перегородила толпа детей и подростков, и двое особенно безумных пацанов бросились перед БТР, их гибель была неминуемой, но водитель успел резко свернуть, машина врезалась в здание, перевернулась, водитель погиб, остальные получили повреждения…

Ну понятно, что «повстанцам» дети по барабану, но не грудные же?

— Там никого нет, — пробормотала Ванда, срочница рядом со мной. И вправду — при таком количестве младенцев хоть кто-нибудь оглашал бы окрестности воплем. Но стояла тишина, а когда колонна остановилась — тишина стала полной, зловещей, абсолютной.

Петров вылез на броню, спрыгнул, пошел медленно в сторону колясок. Идти ему было всего метров тридцать, не больше. Мы следили на экране за каждым его шагом. Я знала о Петрове, что он был призван из Мурманска, и что служить ему оставалось всего два месяца, правда, он хотел остаться на сверхсрочную, пока в Европе все не устаканится. Тогда многие так хотели.

Честное слово, не только командиру, но и мне не пришло в голову, что может произойти дальше. Петров не прошел и нескольких шагов, как над ним свистнуло, и в следующий момент вместо солдата мы увидели разлетающийся огненный шар… Его накрыло гранатой. Ванда невольно вскрикнула и закусила до крови фаланги согнутых пальцев. Я вздрогнула. Шен приказал надтреснутым голосом.

— Самый малый! Вперед! Остановка у колясок!

Психологический трюк мятежников стоил жизни Петрову — нормальному человеку не придет в голову даже вплотную подгонять БТР к коляскам — есть риск испугать детей. А подъехать нужно было не дальше полуметра — иначе не разглядеть ничего в перископ. Водитель справился с этой задачей.

Ближайшие к нам коляски были пусты. Однако оставался риск, что в каких-то колясках все же находятся дети; машины проезжали в образованную брешь бережно, осторожно, ювелирная сантиметровая точность.

Почему все это случилось именно в Праге? В этом нет ничего удивительного. Чехия занимала в ФТА странное промежуточное положение между Зоной Развития и Федерацией.

Там не было БОДа, жители не были поголовно охвачены наркотизацией, как в Федерации, там сохранялась немалая доля устаревшей промышленности, использующей еще множество человеческих рук.

Расположение Чехии — близость к богатейшим центрам Федерации — давало возможность жителям ездить в Федерацию на сезонное обслуживание (в особенности этим пользовалась непомерно разросшаяся сфера сексуальных услуг), сезонные работы (с отмиранием сельского хозяйства остались, тем не менее, усиленное строительство, уход за городскими насаждениями, парками, садами). Да и в самой Чехии, как уже говорилось, предприятий хватало. Безработица была сравнительно низкой. Ну а мечтой каждого чеха было стать гражданином Федерации и получать БОД. Им это казалось верхом счастья, что вполне естественно: жизненный уровень в Чехии был все-таки очень низок. Низок — но не голод, не постоянная угроза голодной смерти. Выше, чем даже в других приграничных областях, где в общем наблюдалась похожая картина.

В Чехии, в отличие от многих других стран ЗР, существовала буржуазная демократия, и практически все партии (с их командами Флаг-Турнира) обещали избирателям «вхождение в Европейскую Семью», «присоединение к Федерации». За этим «вхождением и присоединением», высокопарными словами о Европейских Ценностях, Гуманизме, Свободе и подлинной Демократии скрывалось самое банальное желание получать пресловутый БОД. Который был выше любой чешской зарплаты — но правда, и продукты в Федерации были намного дороже. Это понятное желание, и осуждать людей за это нельзя.