Яна Завацкая - Рассвет 2.0

У нас было не так. У нас было так, как вот сейчас уже практически нормальным считается. Мы были равны.

— Я думаю, — произнес Бинх серьезно, — что нам с тобой придется ночью посидеть и обсудить некоторые вопросы операции. Лучше всего — у меня в комнате.

— Да, товарищ командир, — вздохнула я, — придется нам посидеть у вас в комнате. А может быть, даже и не только посидеть.

Я проснулась, и Бинха уже не было рядом — он встал раньше, конечно же, и плескался в душе. Шесть утра. Ну ладно, можно считать, что выспались — нас довольно быстро сморило, мы оба смертельно уставшие уже несколько лет как.

Я скосила глаза на комм. Сообщение. Развернула экран в воздухе.

«Раунд переговоров завершен. Невнятные требования гарантий. Мы сами должны их придумать. Пока ничего».

Чего и следовало ожидать. Бинх появился из душа, я вымылась, оделась, и мы вдвоем отправились на завтрак. Необходимости прямо-таки скрывать отношения у нас нет — все же знают, что мы женаты, просто неприлично демонстрировать их слишком открыто.

Я чувствовала себя почему-то очень хорошо, несмотря на трагизм происходящего. Ну восстание, да. Террористы. Но мы бывали и в худших ситуациях. Это, может быть, последний такой эксцесс в Европе. Закончим эту войну — и останутся уже мелочи. Так чувствовал себя советский солдат Второй Мировой, подходя к Берлину. Мое тело было таким спокойным, таким наполненным и счастливым после встречи с любимым. Любимый сидел рядом, намазывал хлеб, пил кофе, я наблюдала за движениями его длинных, сильных пальцев. Рядом с Бинхом я верила, что все будет хорошо. С ним просто не могло быть ничего плохого.

— Ты куда сейчас? — спросила я. Сама я собиралась в свой кабинет, побеседовать с местным командованием РВ, а потом проинспектировать изолятор с пленными.

— Я в переговорную, — ответил Бинх. Моя рука с вилкой застыла. Спросить «зачем» нельзя, я не первокурсница.

— Пожалуй, я с тобой.

— Нет. Я договорился тет-а-тет. Хочу побеседовать с Тредер лично. Мы с ней раньше уже виделись.

— Да Тредер и сама ведет переговоры. Только, конечно, под именем Зденки Новаковой.

— Знаю. Я отправил ей сообщение по своему каналу. Она согласилась.

Мы снова расстались — легко, у меня, по крайней мере, был расчет на новое свидание вечером. Я провела совещание со своими, съездила в битком набитый изолятор. Лично позвонила в Берлин и попросила немедленно решить вопрос с размещением пленных, тех, кто нам больше не был нужен, пора изолировать как-то более комфортно. Мы их собирались отправить на Север — до суда. Я решила еще ряд вопросов. По дороге обратно, в машине, набрасывала схемы дальнейшей работы в Праге. В два было назначено очередное заседание штаба КТО.

— Ну как ты? — Карина остановила меня в коридоре.

— Хорошо. А в чем дело?

Психолог кивнула. Она смотрела на меня как-то странно. Ну ладно.

— Ничего особенного. Идем в кабинет.

Мы снова расселись за столы, расставленные подковой, в центре, на школьной доске — трехмерный экран. Зяблов сел на «кафедре».

— Думаю, все вы уже в курсе. Для тех, кто не знает, обрисую изменения ситуации за последние шесть часов. Глава КБР Чон лично провел переговоры с командиром террористов, Новаковой, она же Тредер. Он предложил в качестве гарантии по предоставлению зоны индивидуализма в Праге себя самого. В качестве заложника. Новакова дала согласие…

Дальнейшее я слышала сквозь нарастающий шум в ушах. Предложил себя самого. Ход я могла оценить как профессионал — хороший ход. Логичный. Все-таки глава КБР — не дядя с улицы. И даже не ребенок с улицы. К тому же с этими десятками сопливых заложников обранци далеко не уйдут, а сокращать их число, убивая — чревато. А тут — всего один взрослый заложник, дисциплинированный и достаточно ценный… всемирно уже известный и незаменимый кобрист. Который добровольно остается в этой их новой индзоне и пробудет там до тех пор, пока обранци не почувствуют себя в безопасности.

«Да ничего они с ним не сделают».

«А если сделают?!» — возразил панический дрожащий голос где-то внутри. Я заткнула его. Сжала кулаки и выпрямила спину. Это не про Бинха. Это просто какой-то солдат добровольно рискнул собой. Их всегда жалко. Нас всех жалко. Но у нас никогда нет другого выбора.

— Передача состоится сейчас. Включаю трансляцию.

На экране появилась до боли знакомая аллея, ведущая к зданию. На аллее — Бинх, в парадной форме КБР, только что не при регалиях и без оружия. Как всегда, спокойный такой и безмятежный. Он шел по середине аллеи, совершенно один, и казалось, там даже птицы перестали чирикать.

Я вдруг вспомнила вчерашний разговор про Тредер и про то, что если бы удалось ее убить… Нет, ерунда. Не мог Бинх сдаться ради такого. Прикинул бы, взвесил плюсы и минусы — и отказался. Разменять командира европейской КБР на рядовую агентшу уже несуществующей спецслужбы — он не сделал бы такой глупости.

Вот спасти детей, мирных взрослых, и сопровождать, пусть в качестве заложника, каждый шаг Тредер и ее «свободолюбивой» шайки по созданию индзоны в Праге — это логично. Это задача, с которой немногие могли бы справиться, это задача для него.

«Все будет хорошо, Ли». Это же не первый раз, правда? Мы оба не раз были где-то на грани гибели. На Бинха только покушения уже восемь раз устраивали…

Мои руки не дрожали. Бинх дошел до здания. Внешние камеры отключились — теперь все происходящее мы видели через микрокамеру Бинха, вживленную ему в кожу шеи. В виде черной бородавки.

Двое «обранцив» подбежали к нему. Бинх протянул руки вперед, ему надели наручники. Довольно неумело обыскали — впрочем, Бинх, конечно, не потащил бы с собой оружия, а вот камеру они не нашли.

Лестничные пролеты, ободранная штукатурка, окурки, грязь. На шестом этаже террористы пошли гуськом — очевидно, только им был известен проход через заминированные помещения. Бинха они как-то провели через них. На восьмом они вошли в длинный коридор. Камера скользнула по заложникам — перепуганные, вжавшиеся в углы дети, молодая мамаша, кормящая младенца. Дверь квартиры. Перед нами возникла Тредер, она же Зденка Новакова, белокурая, с грубыми немецкими чертами лица, крупная дама.

— Ну здравствуй, Чон, — произнесла она, — не ожидала.

Она указала куда-то в угол. Дальше замелькали какие-то руки, лица, невнятные возгласы на чешском — я знала язык плохо и понимала лишь отдельные славянские корни. Бинх молчал, и что происходит, было непонятно. Наконец он сказал, прерывисто дыша.

— Зря. Я вам еще пригожусь.

— Ничего, не сдохнешь, — ответила Тредер, — целее будешь.

Я наконец-то настроила транслятор — переводили они в то время из рук вон плохо, но понять было можно, к тому же, я поставила в качестве целевого русский язык, а с чешского на русский перевод был довольно точным и тогда.