Яна Завацкая - Рассвет 2.0

Теперь я был зажат в тиски в узком коридоре. Отбросил бесполезный травматик. Выхватил короткую рапиру флаг-турнира. От нее, конечно, тоже толку ноль. Подожди, спокойно, Стас. Пока ты не двигаешься, они тоже стоят. Они реагируют на движение. Конечно, мне надо преодолеть их и дойти до гостиной — но пока можно подумать… Уязвимое место. Процессор может быть где угодно, и он защищен. Но вот фотоэлементы — если считать небольшой шар на конце стержня за «голову» робота, то хрупкие, вроде бы фасеточные «глаза» располагаются на его шее.

Я осторожно перехватил рапиру поудобнее. Главное — не попасть под пули. Электрохлыст не так важен, на него надо только не реагировать, перетерпеть. У меня один шанс, и удар должен быть абсолютно точным. Конечно, задний робот тоже будет стрелять, я не могу это контролировать. Надеемся на удачу. И тут надо мной свистнуло, и я вовремя успел пригнуться…

Они не ждут моего движения. Они атаковали сами, с двух сторон. Я рванулся к переднему роботу, целясь рапирой в фотоэлемент, и сзади меня нагнал шипящий хлыст, но я был готов к этому, я довел движение до конца. Звон битого стекла, я падаю на землю, надо мной грохочет и сверкает, и лишь теперь я чувствую нестерпимую боль через всю спину, позвоночник словно опять переломился — чушь, иллюзия! — передний робот замер, но задний придвинулся еще ближе, и снова сверкнули два тяжа, я метнулся в одну сторону, в другую, коридор прошил тонкий лазерный луч, еще один, и впереди закричала Марси.

— Стас! Держись!

Боковая лестница из подвала выходила практически рядом с гостиной. Вот только Марси тут не хватало! Она-то что сделает? Нет у нас нормального оружия. Передний робот развернул стержень, и коридор до самого конца запылал и задымился. Вероятно, пули у них закончились — Гольденберг не хотел разносить весь дом; но хватает и всего остального. Передний робот переключился на Марси, задний зато выпустил в воздух с десяток сверкающих тяжей, я метался меж ними, и лазер прошил мне плечо, я вскрикнул, завизжала Марси, и я, сжавшись в комок, метнулся к ней через коридор, не уворачиваясь от хлещущих огненных тяжей. Я настиг переднего робота, прыгнул, вцепился руками, содрогаясь от электрических ударов — слишком слабых, чтобы оглушить, достаточных, чтобы от боли тело на миг перестало слушаться. Мощный пинок по шарниру — робот покачнулся, тут же снова обрел равновесие, но этого мига хватило, чтобы перехватить «шею» и рвануть ее. И я бы завалил тренажер — но сзади в затылок вонзилась огненная игла, и я схватил воздух ртом, летя в пропасть…

Ад все еще грохотал вокруг. Я собрался в комок — по лицу текла кровь, заливая глаза. Канаты-ветви вдруг стали толстыми, перехватили мои плечи, руки, я забарахтался, нанося удары ногами — но в основном мимо, робот прочно обездвижил меня, и над головой стал расти еще один толстый тяж, похожий на органику, а в конце коридора я видел второй тренажер, который надвигался на Марси — а та даже не пыталась защищаться, вжалась в стену, замерла, как кролик перед удавом, глядя на механизм огромными глазами.

Ли Морозова легко перемахнула балконную ограду. Дверь в комнату хозяин заблокировал, и код, конечно же, больше не работал — она выхватила УВП, поставленный на лазер, и аккуратно вырезала прямоугольник. Ударила кулаком — прочный ситалл упал с грохотом, даже не думая раскалываться. Ли пригнулась и пролезла в образовавшуюся дыру.

Леон Гольденберг, с зачесанной назад гривой серебряных волос, восседал в кресле посреди «малой гостиной», напоминающей зимний сад — вдоль стен кадки с пальмами. Бывший хозяин мира смотрел на Ли с легкой усмешкой. Хозяин положения — как всегда.

— Ты зря взяла сюда сына, — мягко заметил Цзиньши. В отличие от Ли, он не красил волос, седина ему шла — а вот лицо подтянул, морщин не было. В коридоре послышался треск и грохот. Лицо Ли не дрогнуло.

— Несчастный случай, — продолжал Гольденберг, — авария. С этими тренажерами беды не оберешься — сам удивляюсь, почему меня за них так ценили. Сколько спортсменов погибло по нелепой случайности! А ведь твой сын никогда не воевал, не служил в армии, он же — не мы, правда?

— Заткнись, гаденыш, — холодно произнесла Ли, поднимая УВП. В коридоре закричали.

— Что, ты будешь стрелять? Я безоружен. Ты убьешь безоружного человека? А ты знаешь, что тебе за это скажет Совет? О-о, я даже не представляю…

Руки чуть дрогнули. Выстрел был очень тихим — Гольденберг вскрикнул и согнулся. Ли шагнула к нему. Бывший геймер зажимал руками живот, из-под пальцев сочилось темное. Гольденберг застонал. Ли схватила его за шиворот, рванула с силой — экс-миллиардер мешком упал на пол.

— Ты же старая ведьма, — прошептал он, голос искажала боль, — посмотри на себя!

— Да, я старая, — Ли наклонилась над ним, — я старая и страшная, как смерть, и я пришла к тебе, гаденыш. Вспомни теперь всех, кого ты убил и замучил. Ведь ты боишься смерти, сволочь. Тебе за восемьдесят, но теперь можно жить и до ста двадцати. Ты бодрый, здоровый — тебе хочется жить.

Лицо Гольденберга покрылось холодным потом, позеленело в тусклом свете гостиной. Он тяжело дышал.

— Ранение в живот — не беда для нынешней медицины, верно? Жить хочется. Им тоже хотелось жить, Леон — всем до единого. Всем, кого ты убил, и раньше, и теперь, в бессильной злобе. Потому что ты ненавидишь все живое, и никогда, никого не любил — ни девочек, которых покупал и мучил, ни принцессу, на которой женился по расчету, ни детей, которые у тебя не родились… даже кошки у тебя нет. Потому что единственная твоя ценность — это ты сам, любимый, уникальный, неповторимый, ты готов раздавить весь мир ради себя самого. Если ты умрешь — умрет вся вселенная… конец всего…

— Твой сын… уже мертв, — прохрипел раненый, сверкая черным измученным глазом, — месть… тебе важнее…

— Это не месть, — произнесла Ли, — это санитарная очистка. Уничтожение паразитов .

Надо мной вырос невиданный еще тяж — толстый, похожий на органику, и теперь я не мог пошевелиться, я был пристегнут тремя рядами стальных канатов к центральному стержню. Вот теперь меня охватил безумный страх — и за себя, и за Марселу, очевидно, потерявшую способность к сопротивлению… но еще больше был животный ужас перед этой гибкой бессуставной рукой, вытянувшейся перед моим лицом и открывшей на конце что-то вроде дула.

Ничего. Это просто смерть. Это нормально.

На конце тяжа сверкнуло, и в грудь, голову одновременно будто воткнулись горящие копья, мир завращался вокруг них, я закричал…

И все разом изменилось. Погасли искры, потух огонь, расслабились тяжи, сковавшие меня, и я мешком рухнул на пол. Роботы были неподвижны. Марсела бросилась ко мне, склонилась, вытерла ладонью кровь с лица.