Яна Завацкая - Рассвет 2.0

— Но разве мы, коммунары, не должны стремиться к тому, чтобы хорошо было всем в итоге? Без исключения?

— А всем хорошо пока что быть не может, — решительно возразила Марсела, — может, в далеком будущем что-то изменится. А сейчас… Не может быть одновременно хорошо психологическому вампиру — и его жертве. Нельзя удовлетворить обоих противников в научном споре — один из них неизбежно ошибается, а это фрустрация и крушение надежд. Ну и если выбирать: — нарушить свободную волю Ерша и заставить его жить как все — или уж плюнуть, то лучше плюнуть. Пусть он и дальше сам строит тюрьму и сам себя в нее загоняет — его выбор. Свобода. Наше общество может себе это позволить.

— Разве что гордый нонконформист решит убивать других…

— Это да. Конечно. Ты прав.

Я попрощался с Марси до вечера и отправился в музей.

Парк встретил меня яростным птичьим гомоном, березы звенели листьями под ветерком. Я прошел мимо памятника Маус, кивнул ей, будто старой знакомой. В дверях мне попался Ник.

— О-о, здорово! Привет героям!

— Да ладно, — буркнул я, хлопая Ника ответно по плечу.

— Там новый наш о тебе спрашивал. Ждет.

— Это хорошо, я и сам хотел с ним поговорить.

— Мою тему он вроде одобрил, ну и хорошо. Вообще компетентный товарищ, хорошее впечатление производит. Совет Узла прав — у нас нет в коллективе готового руководителя.

— Согласен. Хотя я и сам не знаю, принадлежу ли к вашему коллективу.

— Ну так-то конечно, принадлежишь.

Ник помедлил.

— Только знаешь, Стас, я тебе все-таки выскажу. На правах брата. С Костей нехорошо получилось.

Я вытаращил глаза.

— Чего?

— Ну чего? Сам не понимаешь — чего? Ясно, любовь, все дела, но так-то тоже нельзя. Захотел — переманил девушку. Марси, конечно, тоже хороша — мечется: то Стас, то Костя, то опять Стас, сама не знает, что ей нужно. Но ты-то мог бы просто вести себя скромнее… Знаешь, Костя — хороший мужик. И ему сейчас тяжело. Вы сливки снимаете, медали получаете — а он…

Я молчал ошарашенно. Что тут скажешь?

— Костя с тобой говорил?

— Ну… позвонил. Мы с ним встретились, посидели за пивом. Он реально мучается, знаешь. Боюсь, как бы спиваться не начал.

— Ничего, — произнес я тоном хирурга, только что закончившего операцию на сердце, — сопьется — вылечим.

Ник покачал головой.

— Честно — не думал, что ты так можешь. Ты всегда казался таким правильным. Самым… этичным, самым сердечным, добрым из нас. И вот такое… Извини, Стас.

Он сбежал с крыльца. А я пошел в музей, встречаться с новым директором.

Нам прислали директора извне, и я уже был с ним знаком. В своей области он был известным специалистом, Иван Петрович Величенко, приехал он из Киева, но в свое время написал монографию, в которой значительное место занимала революция на Урале.

Иван Петрович пожал мне руку и указал на кресло. Я сел. Разговор с Ником совершенно испортил настроение. Иногда у меня возникает впечатление, что Костя какой-то всесильный монстр и теперь он будет преследовать меня и Марси всю жизнь — не сам, так через наше окружение. Но это ерунда, конечно.

Иван Петрович был прилично старше меня, высокий, мощный мужчина с русыми вихрами и цепким взглядом маленьких серых глаз.

— Вашу статью я прочитал, Станислав, — сказал он красивым баритоном, — и могу вам сказать, что это очень хорошее, полноценное исследование, тем более для студента. Теоретический уровень, конечно, пока невысок — но оно очень выигрывает за счет того, что вы отыскали новый документ. Который многое расставляет на свои места. Снимает обвинения, выдвинутые вашим Сато против руководства ГСО — Воронкова и Боровской, и точно называет истинных виновников неприглядных событий. Вы еще не историк, Станислав. Но вы явно много и увлеченно работали в архиве — не каждому удается отыскать такие жемчужины. Жаль, конечно, что пока вы не можете ее полноценно огранить и оформить.

— Для меня важнее всего восстановить историческую истину, — признался я, — это было основным мотивом.

Иван Петрович прищурился.

— Это наш общий мотив. Но Станислав, вы же понимаете, что один документ, даже такой, как дневник врача ГСО, еще не является источником стопроцентной истины? Его нужно проверять. На каждое утверждение Зильбера надо искать перекрестные доказательства. Я лично не сомневаюсь, что Зильбер не лгал. Но для науки этого недостаточно.

Я подумал.

— Ну тогда у меня есть фронт работ на ближайшие годы? Если не возражаете?

— Конечно, как я могу возражать, Станислав, тем более вы у нас и не служите, это ваша работа, вы сами и выбирайте, что будете делать. Буду рад, если вы иногда станете прислушиваться к моим советам.

— И к вашим указаниям тоже! — кивнул я. — Я ж понимаю, что мне еще предстоит много учиться.

— А я с удовольствием стану вашим наставником, если хотите.

— Да, это было бы просто отлично! А насчет моей статьи… я торопился ее написать. Сам понимаю, что там много недостатков. Но я не мог не вбросить это все, так сказать, в дискурс. У меня, знаете, сейчас как гора с плеч упала. Я же вырос здесь. Про ГСО мне с детства рассказывали. И вдруг — да это были насильники, убийцы и бандиты… Ну как так можно? И главное — зачем это все было нужно Сато Кэдзуко?

— Зачем… вот и я задался таким вопросом. Знаете, Станислав, когда я здесь дела принял, у меня тоже много вопросов возникло. Сато, конечно, спросить уже нельзя. Но вот кое-какое исследование для себя самого я провел.

Величенко встал, прошелся по кабинету.

— Фамилия матери Сато — Ахметова. Японец он на три четверти, на одну — казах. Мать, сама наполовину японка, была замужем за японцем Сато. Деда Ахметовой звали Игорь…

— Айфон! — вырвалось у меня. Величенко кивнул.

— Материалом владеете.

Он вздохнул. Снова сел за стол.

— Айфон, Игорь Ахметов, боец четвертой роты ГСО — кстати, всего четыре месяца он там пробыл. Насильник, садист, убийца. До ГСО, по некоторым сведениям, был членом банды Бати. Был расстрелян за соучастие в убийстве бойца, которое приписали Воронкову; за многократное насилие над женщинами, превышение полномочий при допросах пленных и самого Воронкова, личное обогащение — воровал в ГСО и продавал вещи в городе за водку. Не всем так везет, как вам, Станислав, не у всех предки героические. У кого-то и не очень. И с этим надо жить. Это ведь не трагедия, никто не обвиняет нас в деяниях наших предков.

— У меня в роду тоже не одни герои, — возразил я, — родные бабушка и дед сидели за хищения в ЗИНе, прабабушка в те же времена ГСО была буржуйкой и эксплуатировала работников. Это Морозова, может, вы в курсе — у нее мастерская была.

— Да, знаю. Но вы же спокойно смирились с тем, что не все в роду были идеальными. А кто-то вот не может смириться. Надо пересмотреть историю с точки зрения собственного деда — а может, деда зря расстреляли? Может, это Воронков совершил все эти некрасивые дела? И даже если полностью отмазать деда и запачкать Воронкова не получится — то давайте релятивируем ситуацию: мол, все они там в ГСО были одним миром мазаны, все они сомнительные и подозрительные личности. Это не первый раз такое, знаете ли… Такое в истории уже много раз случалось.