Яна Завацкая - Рассвет 2.0

Динка тоже приехала с нами попрощаться. Вот и все, собственно. И еще мама.

Мне казалось, что она все-таки постарела. Хотя выглядела еще вполне бодрой пожилой женщиной, спортсменкой — движения точные и легкие, светлые волосы забраны в красивый узел. Верный Чарли сидел у нее ног и даже не делал попыток отойти.

Я и стоял все время рядом с ней — ни с кем больше не общался. Марси разговаривала с другими. А у меня застрял в горле комок.

У мамы не получилось.

Речь о переезде в колонию зашла еще тогда, три года назад. Это была мечта Марси, и я окончательно понял, что это и моя мечта тоже. Но мешала мысль о маме. Я обещал никогда не уезжать от нее далеко. Почему она даже в старости не может радоваться близким людям?

Но эта проблема легко разрешилась. Мама получила и на Мировом Совете, и на Этической Комисии полное оправдание. Ее ни в чем не ограничили. Ее действия признали адекватными ситуации. Разве что не наградили, как нас с Марси. Она осталась героиней Освобождения и легендой. Мне тогда мама сказала:

— Я рада тому, что человечество подтвердило приговор, который я вынесла Гольденбергу.

И вот, когда я осторожно завел речь о колониях, у мамы заблестели глаза и она воскликнула.

— Знаешь — нет ничего лучше, чем закончить свою жизнь, переживая новые приключения!

Она подала на переселение вместе с нами. Никакой дискриминации по возрасту среди переселенцев не было. Считалось, что на новом месте потребуются и дети, и взрослые, и старики с их опытом и памятью. Ну а если уж отбирать среди стариков, то мама и по здоровью, и по ценности для общества наверняка выиграет любой конкурс.

И через несколько месяцев мы получили ответ. Отрицательный.

На этот раз убийство Гольденберга сыграло роль. Совет переселенцев не хотел брать на Радугу Ли Морозову. Возможно, ее поступок и был правильным — но она была осколком старой эпохи, а на Радуге с самого нуля будет строиться новое, чисто коммунистическое общество. Конечно, ответили нам не в таких выражениях, но указали в качестве причины именно тот конфликт.

Марси тогда сказала:

— Тогда и мы не полетим. Без тебя мы никуда не полетим.

— Не говори ерунды, — ответила мама, — вы полетите в любом случае. И надо писать апелляцию.

Но две апелляции ничего не дали. Совет был непреклонен. И вот подошла наша очередь занимать место на корабле…

— Ты не забыл? — говорила мама. — Координатор ОЗ на Радуге Марина Логинова. Ее предупредили. Свяжись как можно быстрее, сразу после прибытия.

Я мысленно застонал. Мама теперь еще и мой наставник в ОЗ. Дублирующий — поскольку живет недалеко. Подготовка моя как оперативника уже закончена, но в Кузине ОЗ делать по-серьезному нечего. Такие случаи, как тогдашняя авария автобуса — из-за Цзиньши — вряд ли повторятся в ближайшие сто лет. Надеюсь, что и на Радуге будет спокойно. Но не поступить в ОЗ я не мог. Долго размышлял об этом и понял, что иначе нельзя. Что это — мое. То, о чем я спрашивал себя, работая салвером, — все ли это, или есть что-то еще, к чему я призван, что могу сделать для людей. И вот я общественный защитник…

Вот только мама до сих пор считает меня малолетним дебилом, к тому же лишенным комма.

— Мам, ну конечно, я помню. И свяжусь сразу же.

И тут же мне стало стыдно из-за своего раздражения. И больно кольнуло в сердце — может быть, я не увижу ее никогда…

— Ничего, сынок, — сказала мама. — Дети должны улетать из гнезда. Ты не можешь всю жизнь торчать в Кузине только из-за меня. Да и Марси нужен для работы настоящий научный центр — на Радуге, говорят, очень серьезная работа по искину ведется.

— Я обещал.

Какая радость могла бы быть сейчас… как я был бы счастлив, если бы я, Марси, мама… и тот человечек, которому мы даже имени еще не придумали, который растет у Марси внутри, — если бы мы все летели на Радугу вместе. Но теперь радости не было.

Да, мы решили, да, так надо. Марси еще пришлось уговаривать, она долго отказывалась лететь, говорила, что ерунда, работать она может и на земле, и она не хочет разбивать кому-то сердце. Единственный, кто смог ее уговорить, — как ни странно, дядя Рей.

Он и сейчас стоял рядом с мамой.

— Леа! Перестань страдать. Да не может такого быть, чтобы этот их долбанный совет нельзя было убедить! Я скоро закончу фильм, и тогда посмотрим!

Рей пообещал Марси, что снимет фильм о жизни моей матери, отца — и вообще о той эпохе. И обязательно вставит линию со мной и постарается объяснить, как тяжело маме жить без семьи. И как жестоко поступает совет, не принимая ее на Радугу. И даже если фильм не станет особенно популярным — он лично покажет его и членам Совета России, и совету переселенцев.

— Ты прав, Рей, — мама улыбнулась, — я еще помирать не собираюсь. Мы еще поборемся! И увидим иные миры!

— Так у вас все-таки мальчик? — спрашивала между тем Динка. Марси покраснела.

— Ну да. Генный анализ сделали, все нормально… мы согласились на новые усовершенствования — сейчас детям еще делают сумеречное зрение, усиленный мышечный рост и интеллект.

— А ты не девочку хотела?

— Да какая разница? — спросила Марси. — Я лечу на Радугу. Там у нас будет еще девочка, три девочки, и еще три мальчика. Сколько захотим — столько и будет.

Я улыбнулся. Даже не верится, что у меня будет семья, смешной малыш, и может быть, даже не один!

— А как же твоя работа? — допрашивала Динка. Марси пожала плечами.

— А почему — моя? Конечно, на Радуге не будет возможности обоим родителям сидеть с ребенком до двух лет. Но мы поделимся… полгода я, полгода Стаська.

— Я и больше могу, если у тебя с искинами попрет. Медицина-то всегда подождет, ничего не случится, — добавил я. Обо всем этом мы давно договорилась.

В воздухе над площадью горели цифры часов — для ориентировки. Начало посадки — в 11 часов. Сейчас на воздушном табло мерцали цифры 10:42 15.05.035.

Наш мир очень молод. Миру всего 35 лет. 35 лет Космической Эры. Я родился на самой заре человечества. В 22 веке от Рождества Христова, на рассвете. Наша история только началась. Мы перестали воевать друг с другом и теперь будем постепенно становиться людьми. Осваивать Космос. Исследовать, творить, любить, в конце концов, плодиться и размножаться — и строить наш мир так, как мы захотим.

Нам никто больше в этом не помешает.

Тьфу ты, что-то я сегодня пафосный. Но каким же мне еще быть, когда на часах — время Космической Эры?

— На Радуге придется вам вкалывать, — заметила Таня, — тридцать часов Службы в неделю — выгорите еще.

— Да ладно, вон Стаська на Церере и побольше вкалывал!

— А я, Стас, не пойму, зачем ты еще и на историка выучился? Знал же, что полетишь!

— Да ладно, будет для души детям преподавать историю!

— А историю мы возьмем с собой, — ответил я, — всех возьмем. Маус, которая всего 18 лет на свете прожила. Алексея Воронкова — никогда его не забудем. Маму вон мою возьмем и папу. Всех, кто погиб — тысячи, миллионы — погиб за нас, прожил жизнь, все силы вкладывая в наш будущий мир — и не узнал, что мы вот теперь здесь и летим на Радугу. Мы их всех возьмем с собой и будем помнить.