Яна Завацкая - Рассвет 2.0

Я прочитал уже уйму документов, но честно говоря, ясности так и не возникло. Вернее, картина вырисовывалась четкая — конфликт Кавказа и четвертой роты с Вороном, который закончился судом и расстрелом значительной части четвертой роты. Но вот кто был прав, кто виноват в этой ситуации? Если даже кто-то из четвертой занимался непотребством — стоило ли расстреливать так много народу, или это как обычно в таких ситуациях — бей своих, чтоб чужие боялись?

Я задумался. Никаких документов того времени не сохранилось. Никаких, например, судебных приговоров. Поэтому доверять все равно приходится дневниковым записям, воспоминаниям и всему такому прочему. Свидетелей практически не осталось, да и свидетели через много лет — совершенно ненадежная вещь.

Хотя почему ненадежная? Я прикрыл глаза и вызвал поисковик. Так… Дана Орехова была тогда ребенком, и ее, конечно, давно нет в живых. Но ее дочь, Лада Орехова, тоже известный в Кузине человек — председатель Горсовета, потом депутат регионального — лишь ненамного старше мамы, и она…

Минутный поиск дал результаты. Лада Орехова была жива и устроилась сейчас в Челябинске, неподалеку от семьи своего сына.

Я написал ей сообщение и пошел в душ, преодолев отвращение от необходимости здороваться и встречаться с Ершом и Стрекозой. Может, мне повезет сегодня, и я найду свидетельство, которое расставит все точки над и?

Я позавтракал, обменявшись с гостями несколькими дежурными фразами. Туфли из квартиры исчезли. Я надеялся, что они вернулись к хозяйке, но спрашивать было слишком противно.

Прежде чем уйти, я выполнил еще одно дело — у меня была назначена встреча с Шанхайским институтом кибернетики, группой Чжан Тея.

На экране возникла изящная китаянка в белом рабочем костюме.

— Лью Джиао, — представилась она на ханью, — старший разработчик. Вы написали нам, что вам необходимо поговорить о Марселе Родригес.

— Да, здравствуйте, — кивнул я, не меняя языка, приятно даже, Церера вспомнилась, — меня зовут Станислав, и мне в самом деле нужно поговорить о Марселе. Я ее салвер. Психосалвер.

…маленькая ложь во спасение. Все-таки и я тоже лгу, получается…

Товарищ Лью задумалась.

— Вы знаете, мы совершенно не могли понять, почему она ушла. Марсела талантливый кибернетик. Тей берет не всех, вы знаете. Она прошла у нас вне конкурса, за ее орбитальную работу. Беспрецедентный случай, она ведь была очень молода.

Я кивнул.

— Об этом я слышал. Но как Марсела объясняла свой уход?

— Она уехала в Африку с мужем. Такая сильная любовь, что ей необходимо было все время находиться с ним рядом. Не знаю, — Лью с недоумением пожала плечами.

— А скажите… не было ли каких-то неудач, проблем. Чего-то такого, из-за чего Марсела могла решить, что у нее не получается? Может быть, у нее были… недруги?

— Ну что вы! — возмутилась Лью, — у нас всегда была очень рабочая атмосфера, дружный коллектив. И Марсела… не сказать, чтобы на тот момент у нас были большие прорывы. Но мы все сидели в одной лодке, Марсела так же, как и другие. И вы знаете, у нее не тот характер, чтобы сдаваться. Она плевала на часы службы, сидела до тех пор, пока все не сделает.

Лью задумалась.

— Хотя, впрочем, вот вы сейчас говорите… я стала тоже замечать какие-то изменения в ее характере. Марсела стала меньше улыбаться. Больше стремилась домой. Мы даже подозревали, что она ждет ребенка, но нет. Казалось, она стала терять интерес к работе.

Я кивнул.

— А ее мужа вы знаете? Можете что-то о нем сказать?

— Да, я видела Костю, он к нам приходил — очень милый, приятный молодой человек. Эколог. Они с Марселой хорошо подходили друг другу — оба молодые, динамичные. Видно было, что они друг друга любят. Он так заботливо, знаете, к ней относился.

Я поблагодарил Лью и попрощался. Да, новой информации мало — кроме того, что никаких неудач в группе Тея Марсела не терпела.

Причина ее поведения лежит в чем-то другом.

В музее я сразу же направился в архив. Ева перехватила меня у входа в зал. Я чмокнул ее в щечку.

— Привет, Славик! — она радостно обняла меня, — ну как, был вчера на катке?

Я рассказал ей о желании реабилитировать Марселу.

— Ага, классно было. А ты как? Не скучаешь?

— Ну… немного есть, — Ева хитро склонила головку.

Я пообещал, что завтра непременно сходим на выставку роз, и заодно она покажет мне собственный садик. На этом мы распрощались, чмокнулись, и я пошел работать.

Каталог архива был просто огромен. Но я уже не хватался за все, что попалось интересненького. Я прицельно искал тот документ, который показался бы мне действительно релевантным. Те свидетельства, которым можно хоть как-то доверять.

Я возился часа три. И почти начал терять надежду, как вдруг мой взгляд упал на очередную карточку каталога.

«Зильбер, Борис Ефимович. Врач ГСО с… по… Дневник».

Да ведь это то, что мне нужно! Врач тоже может быть заинтересован, он наверняка занимал какую-то позицию в противостоянии. Но это грамотный человек, врачи часто что-то писали, врач-писатель — это вообще российская традиция. И если учесть его собственную позицию, то может быть, можно вычленить из дневника реальные факты.

Тем более, что он будет описывать наверняка правдиво свою медицинскую работу, а из этого можно почерпнуть ой как много.

Моя рука уже потянулась к кнопке заказа. Дневник был рукописный — электронных девайсов тогда было не так много. Я сразу заказал копию и принялся ждать — снятие копии с таких документов дело непростое. Иногда автомат вообще отказывает, и приходится ждать, когда придет живой архивариус и сделает все вручную. Я решил, что в этом случае попрошу сейчас хотя бы оригинал.

Но копия подоспела минут через пятнадцать. Передо мной на столе оказалась толстенная тетрадь формата А6, исписанная типичным врачебным почерком. При взгляде на этот почерк, я понял, что работа предстоит нешуточная.

Уселся за терминал и стал расшифровывать первую страницу дневника.

«Решил завести тетрадку для записей. Тетрадь сегодня притащил Бес, нашел где-то в Патруле. Пожалуй, это безумное время требует своего летописца…»

— Слава! Слава!

Я очнулся.

— Скорее!

Ноги уже несли меня к выходу в зал, где дико кричала перепуганная Ева.

— Что случилось?

— Слава, с Кэдзуко плохо! Скорее!

— Патруль вызвали? — я прыгал через ступеньки.

— Нет! Слав, ты же салвер! Помоги!

Я мысленно чертыхнулся. Теперь лучше посмотреть сначала, что случилось — от этого зависит, как быстро прибудет Патруль.

Кэдзуко лежал поперек кабинета, голова запрокинута назад, лицо багровое.

— Он на что-нибудь жаловался? — я кинулся к пациенту. Так, пульса нет.

— Нет, вдруг так покраснел, захрипел и стал падать, — бормотала Ева, а я делал одновременно два дела: посылал через комм вызов в Патруль с пометкой «клиническая смерть», а сам уже рванул рубашку на груди Кэдзуко. Дыхания нет.