Саша Ино - Письма в пустоту

Прости, Диего… Я прикрыл глаза, готовый к известному продолжению.

— И что у тебя в голове? — протянул Джордж. Его большая ладонь тяжестью легла мне на лоб.

— Возьми меня, Гленорван. Такое развитие сюжета будет естественным…

— Ни грамма натуральности, — парировал американец, — Ты меня совсем не слышишь…

— Мое тело, оно запятнано позором и изнывает от желания… Позволь отплатить тебе благодарностью.

— У тебя опять жар. И как в таком состоянии, ты будешь платить мне? Ты соображаешь, что предлагаешь?

Не знаю, как на самом деле, но по голосу Джордж казался огорченным.

Я повернул к нему голову. Мои глаза скользнули по его обнаженной груди, на которой притягательной свежестью блестели капли воды.

— Гленорван, я не важен, пусть мое самочувствие тебя не останавливает… Всего лишь боль после падения…

Я протянул руку, чтобы коснуться груди мужчины, но американец остановил мою скромную попытку. Он сжал мою руку в своей ладони.

Странно, он не сказал ни слова. Только держал меня за руку, и гладил лоб свободной рукой.

— Почему? — простонал я.

— Сам не знаю, — с заминкой ответил Джордж, — Приходится ломать твое представление о жизни. Знаешь, Альентес, тебя отвратительно воспитали. Неужели ты действительно все, исключительно все взаимоотношения между людьми, сводишь к банальному расчету? И ты, правда, готов расплачиваться своим телом?

— Да.

— Чио-Чио…

— Джордж, не тяни время. Давай покончим со всем скорее.

Гленорван рассмеялся.

— Ты поражаешь меня все сильнее и сильнее. Ты говоришь столь пахабные и откровенные вещи, но их смысл, срываясь с твоих губ, не звучит пошло. Поразительно! Даже разврат не разврат, если он касается тебя. Святой, будь я проклят, но ты святой… Мой мученик…

Джордж склонился ко мне совсем близко и едва прикоснулся губами к моему лбу.

Стало так хорошо.

— А теперь, — Гленорван прошептал мне на ухо, — Надевай пижаму, и спать.

— Ты злишься?

— Конечно, нет! Какие глупости…

Он снова меня поцеловал в лоб.

— Разве можно на тебя злиться? Ты такой смешной.

— Да… Ты смеешься надо мной.

Я высвободился из рук американца, и дотянулся до стула, на котором висела моя пижама. Одевшись, я лег на противоположный край кровати и повернулся к Джорджу спиной.

Диего, он сам все сказал, он лишь развлекается. Он завел себе живого человека в качестве домашнего животного, и смеется над ним. Этот человек — я, но я не ропщу. Мо выбор стать Джорджу слугой. На сей раз это действительно исключительно мой выбор.

Поторчав на балконе некоторое время, Гленорван вернулся в комнату и лег на кровать. Халат с шумом упал на пол. Я вздрогнул, звук прошел по моей коже мелкой дрожью и возбуждением всех клеток. Я закусил губу.

Сильные руки американца повернули и притянули меня к себе. Джордж обнял меня, а я устроил голову на его мощной груди.

— Наивный Чио-Чио, — чуть слышно проговорил Гленорван, — Я никогда не воспользуюсь тобой. И дело не только в том, что мне претит сама мысль об однополых отношениях. Я просто не хочу поступать, как те извращенцы, которые тебе попадались на жизненном пути. Люди, Чио, они ведь разные…

— Да… — согласился я.

Мне стало так тепло. Диего, с тобой тоже тепло, но с Джорджем иначе. Он как мой брат, как отец что ли…

— Знаешь, я всегда мечтал о старших братьях, — продолжал Гленорван, — И очень переживал, что они не дожили до моего рождения. Но по прошествии многих лет, я понял, если нет возможности обрести идеал, не важно в семье, в любви или еще где, то ты сам вполне можешь стать идеалом, о котором мечтаешь. Быть может это кому-то поможет… Вот и сейчас, возясь с тобой, я воплощаю в жизнь свою собственную мечту о старших братьях.

Я слышал, что говорил Джордж, но ответить ему я уже не мог. Да и нечего мне было сказать. Я погружался в отчищающий и лечебный сон, уносясь мыслями к тебе, Диего.

Спокойной ночи, любимый мой, пусть тебя ничто не тревожит!

Знать, что твой возлюбленный жертвует собой ради тебя не самое приятное информационное приобретение.

Два последних дня я все делал впопыхах, словно спешил на пожар. Ни присесть, ни поспать, ни поесть, ничего толком не удалось. А мне и не хотелось… Сердце в груди ныло, и я не мог думать ни о чем другом, кроме как о поступке Аля.

Нет, нет, я не злился на него и не винил в измене. Господи, да он же так поступил ради меня. Вот… Вот от чего мне стало так больно!

Зачем?!

Ну, почему Альентес не хочет принять моего участия в его жизни?! Бежит от моей любви?

Наши сердца переплелись, очевидно же, но мой собрат усердно отвергает очевидность. Он желает спасти меня? Вот глупость, я не хочу быть спасенным, я хочу утонуть в своей любви, чего бы мне это не стоило. Мне все равно, моя страсть выплескивается из меня, и я не в силах бороться с ее неистовым потоком. Я задыхаюсь от любви. Иногда даже в прямом смысле…

— Альентес, Альентес, Альентес, — шепчут мои губы раз за разом.

Как мне хочется прижать его голову к своей груди, обнять за спину, касаясь ладонью острых лопаток. Я жажду заключить его нежное личико в своих руках и целовать в губы, обжигаясь терпкой страстью любимого. Вдыхать его запах — вот, что мне жизненно необходимо, он мой кислород.

Когда я узнал, когда только прочитал письмо Аля, я помчался к придурку Винченцио. Я хотел с ним поговорить, объяснить, насколько он гадко поступил, воспользовавшись душевной болезнью и временным помешательством Альентеса. Но стоило мне только переступить порог медиатеки, как в глаза сразу бросился сияющий от радости белобрысый брат. Он, насвистывая веселую мелодию себе под нос, вытирал стол серой потрепанной тряпкой. На сером грязными разводами проступала кровь.

Не трудно было догадаться чья…

В душе все перевернулось, сердце неприятно закололо, а в голове повис немой вопрос: «Альентес, что же ты с собой сделал?».

Винченцио не успел и пикнуть, как я его уже пинал ногами и, что немаловажно, щедро приправлял тычки ударами кулаков. Во мне не было ревности. Я бил собрата по ордену за безответственность, беспечность и бесчеловечность. Мало того, что он воспользовался моим другом, он еще посмел не контролировать себя, как животное, честное слово.

Верх цинизма!

А в довершении ко всему, мои кулаки не могли не припомнить Винченцио грязных слов в адрес моего светлого товарища. Да как у него только язык повернулся?!

— Кто здесь общественная шлюшка? Отвечай! — орал я в исступлении.

— Никто… — слезно пищал Винченцио.

— Ты кого посмел так назвать?! Альентеса?!

— Нет, нет, не бей, — брат закрывался руками, сглатывая сопли и кровавые сгустки.

— Общественная шлюшка?! Да?! Я тебе покажу кто здесь настоящая шлюха!!!