Саша Ино - Письма в пустоту

И теперь, когда мы, наконец, вместе, в письмах нет больше никакой нужды. Это мое последнее письмо, ведь сейчас, я могу сказать тебе все прямо и без утайки, сказать, смотря в твои зеленые глубокие глаза, глаза моего возлюбленного, тебя, Диего!

Он вдумчиво изучал меня, а потом, растянув бледные губы в несуразной улыбке, прошептал:

— Наклонись ближе, Диего.

Я кинулся выполнять его желание, припадая почти вплотную к его лицу. Тогда Аль обнял меня единственной рукой и уверенно произнес:

— Диего, если все обстоит так, как ты сказал, то… Я выкарабкаюсь, я сделаю все, чтобы выжить. Диего! Я буду жить ради тебя…

— Аль, мой дорогой, Аль… Я верю в тебя, жизнь моя, душа моя!

И не дожидаясь его ответа, я навязал ему свой жадный поцелуй.

Таким образом, мы подписали уговор на жизнь, и Аль его выполнил. С того дня он стремительно стал идти на поправку, удивляя окружающих и заставляя врачей лишь разводить руками. Мой Альентес победил судьбу, предрассудки и, если угодно, себя самого. Он жил, а я дышал в унисон вместе с ним.

Такова сила любви, и нет для нее преград на этом и на том свете, вовеки веков…

Пожалуй, Аминь.

Шло время, монастырь менялся. Дедал закрутил гайки, и все монахи, словно отлаженный оркестр, ходили по струнке. Розенкрейцеры стремительно отвоевывали у Акведука потерянные некогда позиции. Во вражеской организации после смерти Гленорвана начались разброд и шатания. Кто ж знал, что змей Акведука вдохновляет стольких людей организации. Мне было приятно мстить Итону.

Но это не главное.

А главное жило со мной и подле меня, радуя каждый день своим присутствием.

Сразу после выздоровления Альентесу приладили протезы. Выглядел он как робот, железные рука с ногой, и бок, наполовину обвернутый металлическим панцирем, полностью повторяющим контуры тела. Техника братства поражала, не будь протезы железными, я бы подумал, что они настоящие конечности, настолько Аль не ограничивался в движении.

Казалось, Альентес не переживал, по крайней мере, он не показывал.

Но это не так, он просто не хотел меня огорчать. Я помню первый день после его выписки. Он едва успел отойти от изнурительных операций по вживлению протезов и выглядел крайне болезненно.

Мы встретились под раскидистым деревом, с которым нас связывали общие воспоминания.

— Аль, как ты? — спросил я, касаясь его плеча рукой.

Под черной сутаной холодело железо. Мне захотелось отдернуть руку, но я не пошел на поводу у эмоций, ведь они могли обидеть моего любимого.

— В порядке, — отозвался он, отводя глаза в сторону.

— Я сигарет принес. Будешь?

— Конечно. Теперь в них есть особая необходимость.

— Почему?

— Не хочу, чтобы голос стал женским.

— Аль, — я обнял его, — Не станет. Тебе ведь не все ампутировали.

— Диего…

— Ну что ты? — я поцеловал его металлическую ладонь.

Альентес поморщился.

— И тебе не противно? Я же калека? На мне не осталось ни одного живого места.

— Глупыш, я уже говорил, я люблю тебя любым. А твои шрамы лишь дороже мне, они не позволяют забыть о том, что твои обидчики до сих пор живы.

— Да как ты можешь… — Аль гневно взглянул мне в глаза, — Я же даже не полноценный человек. Диего, ну посмотри на меня, я кусок металла. Да, я живу ради тебя, потому что ты просил. Но… говорить, что любишь меня, целовать такое постыдное тело, это уже слишком. К тому же, после всего, что со мной сотворили палачи Акведука и мальчишка Данте, я же не мужчина… Я почти ничего не могу.

— Значит, я буду любить тебя, как женщину. И преступная греховность нашей любви перестанет таковой являться!

— Прекрати, — Альентес покраснел, — В конечном счете, твои слова меня унижают.

— Я не хотел, прости, — я коснулся в поцелуе его лба, — Даже если у тебя ничего не выходит, я помогу тебе. Мы справимся. Вот увидишь! Ага?

— Я не знаю.

Альентес попытался высвободиться из моих объятий, но я не позволил, прижимая его еще крепче к себе.

— Аль, — прошептал я, — Твое тело обновлено, оно абсолютно чисто. Давай забудем о прошлом, обо всем, что с тобой происходило до взрыва. Я готов все утопить в реке времени. Позволь мне стать твоим первым? Прошу?

— Диего! Ты думаешь, что ты говоришь? — Альентес нахмурился, но почему-то у него был счастливый вид.

— Да, я давно все обдумал. Хотя нет, тут не над чем голову ломать! Я хочу быть с тобой! Я хочу быть твоим возлюбленным во всех смыслах этого слова. Так позволь мне, прошу!

— Послушай, я не понимаю, как тебя не воротит только от одного вида всего этого железа, — Аль демонстративно задрал рукав сутаны, обнажая блестящую на солнце стальную конструкцию.

Я обхватил руками механическое запястье протеза.

— Металл теплеет от прикосновений, он словно живая плоть. Стоит закрыть глаза, как разница исчезает. Но… Я не закрываю их, мне не нужно. Я люблю каждую клетку тебя, я люблю, и буду любить. Мне больше никто не нужен. Понял?

— Наверное.

— Не противься мне. Ты, может, полагаешь, что ты заботишься о моем благе, убегая от меня. Но нет, ничего подобного. Аль, ты причиняешь мне боль, намеренно лишая и себя и меня счастья, — я вздохнул, набираясь смелости, — Ты будешь со мной? Ты станешь моим всецело? Ты хочешь принадлежать мне?

— Словно сватаешь меня, — буркнул Аль.

— Ответь.

— Я… — он взглянул на меня своими вишневыми глазами, — Я буду, стану и хочу. Но подумай о себе…

— А что тут думать! Я счастлив, — я рассмеялся и, заключив лицо любимого в ладони, поцеловал его в губы со всей своей неистовой страстью.

Я не сомневался, что мы будем вместе.

Так и получилось. Дедал, конечно, ерепенился, но все же согласился закрыть глаза на нашу с Альентесом любовь. В обмен на мое сотрудничество с Лигой, он отделил нам домик в углублении парка, в месте, куда редко забредают праздные гуляки. За право жить и любить, как я хочу, мне пришлось войти в состав наставников, заменив на этом посту Рауля. Он тоже очень за нас с Алем хлопотал и во всем поддерживал. Благодаря помощи братьев я справился. Конечно, работа в Лиге отнимала массу времени, но я должен был помогать Дедалу строить будущее, чтобы не было печальных повторений прошлых ошибок и не рождались новые Игнасио или Сизифы. Видя каждый день перед глазами живой пример губительной политики, я был обязан сделать все, чтобы больше никто не пострадал так, как Альентес.

И, прежде всего, я отвечал перед ним, человеком, которого больше всего на свете хотел сделать счастливым.

К сожалению, все оказалось не так безоблачно. Уступив нам в одном, Дедал больше не шел навстречу. С него хватило фактически легального признания нас, как пары. Скандала, конечно, удалось избежать, но кривотолки ходили еще долго, что стоило председателю пары-тройки седых волос.