Саша Ино - Письма в пустоту

— На очень, — наконец, я решился на искренность.

— Я так и думал, — Рауль тоже показался мне несколько смущенным, вообще ему всегда давались с трудом подобные разговоры, особенно когда мы с Данте повзрослели.

— Ну… — протянул я.

— Не смущайся, я не стану порицать, только не я, — покраснев, хмыкнул наставник, — Ведь мы с Пабло тоже зашли достаточно далеко.

Я не нашел, что сказать, к тому же похоже было, что Рауль сам намеревался солировать, движимый желанием выговориться.

— Знаешь, он был таким смышленым и не по годам взрослым. И откуда он в 14 лет мог знать столько всего про отношения между людьми? — Рауль в искреннем замешательстве пожал плечами, — У нас все случилось в последнюю ночь в детской группе. Наутро нас уже разобрали наставники. Меня выбрал Кортес, Пабло — Игнасио. Последняя ночь вместе… Такая тоска накатывает!

— Мне знакомо чувство тоски… Я прошел ровным счетом через аналогичную ситуацию.

— Да, да, я понимаю… Мы стали близки в ту ночь, в 14 лет… Скажешь я грешник?

— Я? Как же… Ничего я не скажу, сам не лучше, — я улыбнулся.

— Хех, что верно, то верно. Но я любил Пабло, и сейчас продолжаю хранить в себе чувство безграничного обожания. Думается, он отвечал мне взаимностью. Да, несомненно. Ведь он приходил в монастырь только ради меня.

— А! — до меня неожиданно дошло, — Вот куда ты исчезал во время появлений в монастыре Скитальца! А я все голову ломал, почему совпадают его визиты и твои частые ночные отлучки!!!

— Да, — Рауль виновато потупил глаза, он улыбался, вспоминая былые дни, — Я был хулиганистым наставником… Эх, Пабло… Я так тоскую по его объятьям, губам, его голосу. Он всегда защищал меня и заботился, как о хрупком цветке.

— Не расстраивайся, — я похлопал наставника по плечу, и тут же сам понял, какую чушь сморозил.

— Прости, — шепнул я, — Я не знаю, как мне тебя подбодрить, просто я даже не могу представить твоего состояния…

— И даже не думай такое представлять! — твердо заявил Рауль, — Лучшее, что ты можешь сейчас для меня сделать — помочь Альентесу. Я буду счастлив, если увижу, что хоть у вас с ним получилось достичь гармонии с миром.

— Я обещаю! Я все сделаю ради него!

— Я знаю, ты ведь трактор, — взгляд наставника стал ласковым.

— Точно. А можно я спрошу?

— М-м-м? Конечно.

— Ну, это… — я закинул руку за голову и глупо рассмеялся, — Ну, а кто из вас это…

— Был лидером в отношениях? — на свой лад выразился Рауль.

— Наверное, я не знаю, как точно назвать.

— А сам как думаешь, кто? — не без кокетства в голосе отозвался наставник.

— Э! Я не хочу гадать, мне немного стыдно.

— Я вот точно знаю, что у вас с Альентесом в паре лидер ты, — подмигнул мне Рауль.

— Блин… Проницательный ты!

— Святые угодники! Не ругайся! К тому же много ума не надо, чтобы видеть столь простые вещи.

— Это все опыт!

— Не правда, я верен лишь Пабло, он мой единственный. Никто его не заменит!

— А у меня Аль. Плевать, что у него я не первый, меня не задевает. Я же знаю, что все подстроил гад Игнасио.

— А если бы нет?

— Все равно. Я люблю и этим все сказано. Я принимаю Аля любым. Мысли о любовниках Альентеса я стер из его памяти вчера ночью своей огненной страстью и любовью.

— Действительно, вы прекрасная пара.

— Нет, мы развратники, — я развел руками, — Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю Альентеса сильнее, чем свою жизнь.

— Диего… Береги свое чувство! Береги волшебство между вами…

— Естественно. Ты ведь тоже самое просил у Пабло, так ведь?

— Да, — Рауль кивнул, его щеки полыхали румянцем, — Ты все верно понял. Он был лидером…

— Я лишь вспомнил, что ты называл себя нашей с Данте мамой, хе-хе, вот и догадался.

— Не смущай меня!

— Ты слишком взрослый, чтоб так легко робеть!

— Я чувствительный…

— Рауль, спасибо!

— За что? — удивился он.

— За то, что, борясь с горем, с тяжестью на сердце, ты все равно думаешь, обо мне и пытаешься утешить, подбодрить как-то. А ведь это я сейчас должен проявлять участие…

— Нас с Пабло уже не спасти и не вернуть. Поэтому я ограждаю любимого воспитанника от повторения моей участи. Таков мой священный долг!

— Скажи, а что за наказание изберет Лига?

— Какое?

— Альентесу… За позор…

— Бог с тобой, о нем никто почти не помнит, да и за что наказывать?! Сейчас все в оторопи и эмоциональном анабиозе. Сизиф при смерти и в монастыре царит легкая анархия вместе с паникой…

— Он не выкоробкается?

— Кто знает, — Рауль дернул плечами, — В его интересах умереть, не познав презрения. Если он выживет, начнется бардак. Я лично покину орден, если нас снова возглавит этот человек.

— Ого… — я аж присвистнул, непривычно было слышать столь громкие заявления от всегда кроткого наставника, — И каковы шансы? Шансы Сизифа?!

— Ничтожно малы… Сердце старика отказало.

— И нельзя заменить механикой?

— Весь организм изношен. Начни братья медики операцию сейчас, и Сизиф точно вытянет ноги, его тело не выдержит.

— Значит, остается ждать…

— Именно, либо ему станет лучше, и врачи ордена смогут провести операцию, либо он умрет.

— А что Дедал?

— Брат Петручио нервничает.

— И все?

— Откуда мне знать…

— Интересно, что он предпримет, если прейдет к власти?!

— Ужесточит все правила. Он точно не потерпит ничего подобного. Дедал в любом случае получает права председателя в трудный для ордена момент. Диего, наша вера иссякла. Причем давно. Джордж Гленорван лишь выступил в роли катализатора.

— Но…

Рауль не дал мне договорить.

— Когда у руля люди, не верующие всем сердцем в справедливость законов и правил братства, никакой веры и тем более победы и быть не может. Банально, но рыба гниет с головы.

— А Дедал верит?

— Кажется. Если кому и уготована участь спасти розенкрейцеров, так только ему.

— Я боюсь…

— Чего?

— Вся эта чехарда, может отразиться на Але… А я так хочу, чтобы его просто оставили в покое. Мечтаю спокойно жить рядом с ним.

— Диего…

— Ладно, проехали. Знаешь, я теперь разочаровался в ордене. Не подумай, не в тебе или моих товарищах, а в самой системе. Она была жестока к Альентесу, человеку, которого я люблю. Мне не близко то место, где так легко играли жизнью дорогого мне существа.

— Я понимаю, но только мы можем изменить ситуацию, помогая Дедалу, мы сможем вернуть орден в святое русло.

— Возможно… — я кивнул, хотя сам для себя я четко понял, что мне ничего кроме любви Аля и не нужно.

— Диего, люби Альентеса и прощай за все…

— Я никогда на него не обижался. Бывает больно лишь, когда он ругается и наговаривает на себя. Он самый чистый… Он мой рай…

Рауль обнял меня за плечи и по-отечески потряс.