Саша Ино - Письма в пустоту

Я закурил.

— Иди на балкон, не воняй тут.

Я не двинулся.

— Ох, как же вы мне все на самом деле надоели, — Джордж растрепал волосы, продолжая валяться на постели.

— Ну, извини.

— Альентес, что тебе надо от меня?

— Теперь ты мой хозяин…

Гленорван расхохотался.

— Я серьезно.

— Я понял.

Американец, наконец, поднялся и принялся нехотя натягивать одежду на голое тело. Он больше не прикрывался. Серебристая рубашка, белые брюки, он даже не застегнулся. Потом он подошел к бару и осушил стакан с колой.

— Так, значит, тебе не понравилась Катя? — спросил он, небрежно облокачиваясь на барную стойку.

— Нет.

— И ты ничего не почувствовал, увидев ее голой?

— Нет.

— Эх, тяжелый случай.

Я промолчал.

— Тебя снова прислали меня убить?

— Нет, я сбежал. Игнасио отказался от меня, Сизиф в коме, нет причин больше оставаться в ордене.

— В коме… — усмехнулся Джордж, — А он оказался слабее, чем я думал. Получается, и без меня жил на пределе.

— А? Сизиф-то? Пошел он.

Американец с интересом глянул на меня.

— Негоже так о бывших руководителях, — насмешливо протянул он.

— Твоими стараниями, я видел запись.

— И что?

— Надо было показать, все как есть… Я не нуждаюсь в твоем сочувствии.

— Неблагодарный, — Джордж потянулся.

— Теперь они обо мне все знают… Постыдно!

— Ты это пришел мне сообщить?

— Я пришел передать себя в твои руки… — тяжело дались слова, но я их все же выговорил.

— Я счастлив, всегда мечтал. А отказаться я могу?

— Едва ли.

— Я не заслужил такой радости, — издевался Гленорван.

— Сам виноват. Ты меня подчинил, вот теперь отвечай за содеянное.

— Приходишь к взрослому мужчине и нагло ему навязываешься. Сам понимаешь, что делаешь? Кой-то бред сумасшедшего.

— Нет, я святой, сам меня так назвал, — я припомнил американцу его недавние слова.

— Точно, а я и забыл, что святые все были немного больными на голову…

Я снова закурил.

Джордж улыбнулся блеском Голливуда, невзначай бросая:

— Знаешь, не воспринимай мои слова всерьез, у меня бывает сентиментальное настроение.

Я не ответил.

— Мне бы хотелось, чтобы ты ушел, — на этот раз глаза Джорджа блеснули холодом.

— Нет.

— А я не спрашиваю, я настаиваю.

— Теперь ты мой хозяин.

— Не говори ерунды. Сам не свалишь, мне придется тебя выставить.

— Я проделал путь от Монтекристо до Москвы с одной целью, стать твоим рабом. И мне все равно хочешь ты этого или нет.

— Ведешь себя как террорист! Мне рабы не нужны. Если понадобятся слуги, я найму компетентных людей.

Гленорван говорил более чем серьезно. Но я не привык отступать.

— Теперь ты мой господин, — протянул я, — Можешь приказывать. Я все выполню.

— Убирайся. Это приказ.

Американец одарил меня высокомерной усмешкой.

— Я могу посидеть за дверью.

— Вообще убирайся.

— Ладно, значит, подежурю у выхода.

— Альентес, ты не понимаешь? — Джордж приподнял брови, — Ты мне больше не интересен, я вдоволь поиграл с тобой и я добился чего хотел. Все, your story is over.

— Поэтому я останусь.

— Ты мне ненужен. Какой непослушный бестолковый слуга, — надменность в чистом виде.

Я отвернулся. Не то чтобы мне было неприятно слышать подобные слова, все же я привык к грубости, просто Гленорван казался сейчас совершенно другим, не таким как два дня назад. И я не понимал, если я настолько ему безразличен, то зачем он пожалел меня и не показал видео?!

— Я люблю тебя, — выдавил я из себя.

Джордж расхохотался, до слез, поэтому, кажется искренне.

— Смотри-ка, — хмыкнул он сквозь приступ хохота, — Далеко хватанул. Размечтался.

Я снова курил.

— Что-то ты бледен, даже осунулся малек, голоден, небось?

— Нет…

— Я могу покормить тебя ужином, перед тем как выставить вон.

— Не надо, мне нельзя есть несколько дней…

— Ты на диете? — съехидничал Гленорван.

— Да.

— Может, выпьешь?

— Нет, спасибо. Если найдешь мне аспирин, буду признателен.

— Ты простыл?

— Нет… Ерунда, небольшое воспаление. Пройдет в течение нескольких дней.

— Какое еще воспаление? Заразное? — обеспокоился Джордж, но едва ли он был серьезен.

— Абсолютно нет.

— Аспирин купишь в аптеке, деньги я тебе дам. Только свали…

— У меня есть…

— Тогда встал и вышел, ты меня утомил, — впервые глаза Гленорвана смотрели на меня с таким уничтожающим презрением.

— Я твой раб и с места не сдвинусь, буду там, где ты. Если прикажешь, я пойду на любую мерзость.

Джордж стиснул зубы, но тут же рассмеялся.

— Я же говорил, — сначала тихо начал он, подходя ко мне вплотную. Его руки резко сдавили мне щеки.

— Я же говорил тебе, никогда не предлагать себя мужчинам!!! — рявкнул Джордж. У меня даже замерло сердце.

Но в тоже мгновение он уже ощупывал мой лоб.

— Э, роза, да у тебя жар, — протянул он, наконец, завершая осмотр.

— Я же сказал, небольшое воспаление.

— Небольшое? Ну-ка ложись в кровать, сон лучшее лекарство. Но завтра, чтобы твоей ноги здесь не было.

Я поднялся и, подойдя к оскверненной соитием кровати, стал стягивать свою сутану.

— Эй, стой! — резкий возглас Джорджа заставил меня вздрогнуть, — Я не стану спать с голым мужиком.

— Тогда я лягу в сутане.

— Чтобы микробов мне притащить!? — возмутился американец, — Посмотри на себя, ты весь в крови, и, надо думать, она принадлежит Акведуку. Ты не ляжешь в чистую постель в верхней одежде.

— Ладно, посплю на диване.

— Нет, так не пойдет, я не оставлю больного ребенка на неудобной лежанке. Совесть не позволит.

— Спи тогда сам, где хочешь.

— Будешь много говорить, из окна выкину, — хохотнул Джордж, — Погоди, я сейчас достану тебе одежду.

Американец скрылся в ванной и, пыхтя, долго там что-то перебирал. Наконец, он вынес клетчатую пижаму.

— На, одень, — Гленорван метнул вещи мне в лицо.

Я, ничуть не стесняясь, разделся догола перед своим бывшим врагом и влез в пижаму.

— Что за синяк у тебя на пояснице? — выждав время, поинтересовался Джордж.

Я пощупал себя, и, правда, на спине был ушиб.

— Ничего страшного, — ответил я, залезая в постель, — Об край стола, наверное, ударился.

— Точнее тебя ударяли… Несколько раз, на протяжении некоторого времени, — прищурив хитрый взгляд, заключил американец.

— Ты проницателен.

— Альентес, только попробуй пристать ко мне ночью. Я тебя наизнанку выверну, понял?

Джордж произнес это совершенно спокойно, но именно такой тон, заставлял верить в то, что он абсолютно серьезен.

— Да у меня все растянуто и воспалено внутри! — крикнул я, — Не буду я приставать.

Почему-то стало обидно, я отвернулся и закрылся одеялом.

Джордж вздохнул и принялся напевать веселую песенку.