Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

Дорогая матушка!

Говорят, сейчас письма иногда доходят. Решила и я попытать удачи. Как видишь по фотографии, я уже немолодая женщина. А молодая женщина слева от меня – твоя внучка. На руках у нее ребеночек – это твоя правнучка. Мы небогаты. После смерти моего мужа лишились ресторана. Но дочка убирает квартиры иностранцам, так что мы не бедствуем. Надеюсь когда-нибудь увидеться с тобой на Святой горе. Ведь жизнь меняется, и все возможно. Если же этого не случится, мы обязательно встретимся на небесах. Мой приемный отец много рассказывал мне про твою Святую гору. Он уже умер. Поднималась ли ты на самую вершину? Оттуда, наверное, виден Гонконг! Береги себя. Я молюсь за тебя. Молись и ты за меня.

Стали появляться редкие паломники, а потом их тонкий ручеек превратился в сплошной поток. У меня завелись деньги, я купила цыплят, медную сковороду и мешок риса на зиму. Все чаще наведывались чужеземцы: то длинноволосые, то размалеванные, то черные, то розовато-серые. Уж не слишком ли много их пускают? С другой стороны, чужеземцы приносят деньги. У них денег куры не клюют! Говоришь им, что бутылка воды стоит двадцать юаней, – и они сразу платят, даже не торгуются. Очень невежливо с их стороны.

Однажды был такой случай. Летом комнату наверху я сдаю, в ней ночуют паломники. Сама сплю внизу, на кухне – повесила там отцовский гамак. Конечно, мне это не по душе, но что делать – нужно подкопить денег на похороны или на случай нового голода. За ночлег с иностранца я получаю больше денег, чем выручаю за неделю с нормальных людей, торгуя лапшой и чаем. В тот вечер у меня остановились сразу иностранец и нормальное семейство из Куньмина – муж, жена, ребенок. Иностранец не умел говорить – объяснялся жестами, как обезьяна. Наступила ночь. Я заперла чайную и улеглась в гамак. Сын моих постояльцев не мог заснуть, поэтому мать стала рассказывать ему сказку. Занятную сказку, как трое животных думают о судьбе мира.

Вдруг иностранец заговорил! Человеческим языком!

– Простите, где вы услышали эту сказку? Вспомните, пожалуйста!

Женщина удивилась не меньше моего.

– Матушка рассказала мне ее, когда я была девочкой. А ей рассказала ее матушка. Она родилась в Монголии.

– Где в Монголии?

– Не знаю. Знаю только, что в Монголии.

– Спасибо. Простите, что побеспокоил вас.

Вдруг гляжу – а он спускается вниз и просит его выпустить.

– Но денег за постой я не верну, – предупреждаю я.

– Не важно. До свидания. Всего хорошего.

Странный какой! Что ж, раз хочет уйти, я отодвигаю засов и распахиваю дверь. Ночь звездная, но безлунная. А чужестранец, вместо того чтобы подниматься, идет по склону вниз.

– Ты куда? – кричу я вслед.

Гора, лес и темнота закрывают за ним двери.

– Чего это он? – спрашиваю я Дерево.

Дерево молчит – наверное, тоже не знает.

– Мао умер!

Первым эту новость мне сообщило Дерево, однажды утром, под светлым ливнем. Потом ее подтвердил монах, поднимавшийся в гору. Его лицо сияло от радости.

– Хотел купить рисового вина, чтобы отпраздновать это событие, но все вино уже разобрали. Одни всю ночь проплакали. Другие всех предупреждали, что уж теперь-то Советский Союз на нас точно нападет. Члены партии попрятались за закрытыми ставнями. Но многие всю ночь веселились и запускали фейерверки.

Я поднялась по лестнице в комнату, где молоденькая девушка лежала без сна и мучилась от страха. Я знала, что она – призрак, потому что лунный свет проходил через нее насквозь и слышала она меня с трудом.

– Не бойся, – сказала я. – Дерево поможет тебе. Оно подскажет, когда нужно бежать и прятаться.

Девушка внимательно смотрела на меня. Я присела на сундук в изголовье ее кровати и запела колыбельную – единственную, которую знала, про кота в лодочке на реке.

Это был добрый год. Один за другим открывались храмы, в них звонили колокола. Теперь можно было, как и положено, приветствовать солнце и луну и праздновать день рождения Учителя нашего Будды. Монахи снова стали моими частыми гостями, а число паломников доходило до нескольких дюжин в день. Толстяков приносили на носилках двое-трое носильщиков. Паломник на носилках! Такая же чушь, как паломник на колесах. Люди с куриными мозгами, которые еще верили в политику, кричали про какие-то Четыре модернизации, про суд над «Бандой четырех» {76}, про доброго духа по имени Дэн Сяопин, который призван спасти Китай. Да пусть он устраивает хоть сорок четыре модернизации, лишь бы не трогал мой чайный домик. Дэн Сяопин {77} 77 Дэн Сяопин (1904–1997) – китайский государственный, политический и партийный деятель, фактический руководитель Китая с конца 1970-х до начала 1990-х гг., создатель принципа «четырех модернизаций» китайской экономики. придумал такой девиз: «Богатство не порок» – и призвал всех обогащаться.

На вершине Святой горы несколько раз открывался глаз Учителя нашего Будды. Монахи, которым посчастливилось увидеть это чудо, прыгнули в пропасть, сквозь двойную радугу, и прямиком попали в рай. Еще одно чудо случилось рядом со мной. Мое Дерево надумало обзавестись потомством. Однажды осенью я обнаружила, что на нем растет миндаль. Чуть повыше – фундук. Я бы не поверила, если б не видела своими глазами. Негромко зашуршала ветка, и к моим ногам упала хурма! Спустя неделю я нашла под деревом айву, а потом несколько сморщенных кислых яблочек. Дерево поскрипывало, когда я спала, и звуки цимбал услаждали мои сны.

По ночам мне часто снился отец в страшном сумрачном месте. Я заглядывала в озерцо у пещеры, а он умоляющим взглядом смотрел на меня из глубины. Руки его были связаны за головой. Иногда, заваривая чай посетителям, я слышала, как он шаркает по верхней комнате, ищет сигареты, кашляет. Учитель наш Будда объяснил, что отец страдает из-за своей вины и его душа, томящаяся в клетке незавершенных дел, будет пребывать в сумрачных мирах, пока я не совершу паломничества на вершину горы.

Поймите меня правильно. Отец мой был хуже куриного дерьма. Отыскать в нем хоть какое-нибудь достоинство труднее, чем иголку в реке Янцзы. Он ни разу не сказал мне ласкового слова, за пару серебряных чаш продал мою невинность. Но он мой отец, а долг потомков – заботиться о душах предков. К тому же мне хотелось спокойно спать. Хотелось, чтоб он перестал с умоляющим видом являться ко мне. И наконец, было бы неуважением к Святой горе, если я, всю жизнь прожив на ней, так и не совершу паломничества на вершину. Вдобавок я была уже в том возрасте, когда старая женщина, проснувшись и не сумев подняться с постели, запоздало понимает, что вчера был последний день, когда она еще могла идти куда хочет, да не знала об этом.

Стояло прекрасное утро, сезон дождей еще не наступил. Я встала вместе с солнцем. Дерево снабдило меня кое-какой едой. Я заперла чайный домик, спрятала ларчик с деньгами под грудой камней в пещере и отправилась в путь. Пятьдесят лет назад я добралась бы до вершины еще засветло, но теперь хорошо, если за два дня доберусь.