Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

А знаете, что самое ужасное в моем призрачном литературном существовании? То, что вот такого шедевра никогда не напишешь. А если и напишешь, никто не узнает, что это ты написал.

Я восемь минут торчал в очереди к банкомату, и за это время до меня донеслись обрывки речи на одиннадцати разных языках. Ну, по-моему, на разных, в ближневосточных я путаюсь. Я высморкался. Сопли были черными от лондонской уличной пыли и копоти. М-да. Прелесть. В магазине рядом с банком продавали только телевизоры. Широкие, кубические, сферические и такие, которые одновременно показывают всю ту чушь, которую упускаешь на тридцати каналах, пока смотришь чушь на выбранном одном. Пока новозеландские регбисты трижды впаривали англичанам по три очка, я формулировал «теорию Марко о взаимосвязи Случая и Предопределения по аналогии с видеозаписью спортивных состязаний». Она гласит: матч, проходящий в реальном времени, – замкнутое пространство взаимодействующих случайностей. Но в матче, заснятом на видео, уже зафиксировано любое из действий. Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно, на видеокассете у тебя в руках. Там нет места случаю, предопределены любые решения игроков и любой удар мяча. Так что же управляет нашей жизнью – случай или предопределенность? Ответ так же относителен, как и время. Если ты в своей жизни, изнутри – то случай. А если взглянуть на жизнь извне, как на книгу, которую читаешь, – то все предопределено.

Не знаю, как для вас, а для меня жизнь – колодец, и я в самом его нутре. Погрузился по шейку, но дна пока не достиг.

Мне ужасно захотелось взять такси, отправиться в Хитроу, сесть в самолет и улететь куда-нибудь подальше, в пустоту. Монголия – самое подходящее для меня место. Но даже билет в метро до Хитроу купить было не на что.

Вставляю карточку в щель и умоляю капризного бога банкоматов послать мне двадцать пять фунтов. Меньше никак не хватит, чтобы напиться в обществе Джибриля. Чертова машина проглотила мою карточку и посоветовала обратиться в обслуживающий меня филиал банка. Я застонал и стукнул по экрану. Что проку в Йейтсе, если выпить не на что?

Дородная индианка с красной точкой на лбу прогундосила у меня за спиной с бруклинским акцентом:

– Че, облом?

Не успел я ответить, как голубь с карниза насрал мне прямо на макушку.

– Сегодня не твой день, малыш… Держи салфетку…

Литературное агентство Тима Кавендиша находится в темном переулке возле Хеймаркета. На четвертом этаже. Со стороны здание выглядит просто шикарно. Вращающаяся дверь, над ней фронтон, на нем флагшток. Тут бы самое место филиалу Адмиралтейства или одному из этих дурацких клубов, куда женщинам вход заказан. Но нет, здесь обосновался Тим Кавендиш.

– Марко! Как здорово, что ты пришел!

Излишек энтузиазма настораживает гораздо больше, чем его отсутствие.

– Добрый день, Тим. Я принес три последние главы.

– Кидай наверх!

Одного взгляда на стол Тима достаточно, чтобы все понять. Стол некогда принадлежал Чарльзу Диккенсу. По крайней мере, так говорит Тим, и у меня нет причин ему не верить. На столе высились горы папок и рукописей, стоял бокал «Гленфиддих» размером с небольшой аквариум, валялись три пары очков, красовался компьютер, которым Тим при мне ни разу не пользовался, а рядом с переполненной пепельницей лежали путеводитель «Карты улиц Ниневии и Ура» и газета «Рэйсинг пост» с расписанием скачек.

– Садись, садись! Выпьем по глоточку! Три первые главы я показал Лавенде Вильнюс, и она пришла в восхищение! Я не видел ее в таком восторге с тех пор, как Родни написал биографию принцессы Маргарин {120}.

Я выбрал стул с грудой пониже и начал аккуратно сгружать на пол стопки книг в блестящих твердых переплетах. Книги еще пахли типографской краской.

– Да спихни этот хлам, и дело с концом! А еще лучше слетай в Японию и завали этого гада его же дерьмом!

Я посмотрел на обложку. «Священные откровения его Провидчества: новое ви́дение, новый мир, новая Земля. Перевод Ультрамарины Умникс». Над заглавием – портрет какого-то спасителя с восточными чертами лица: он вперил взгляд в сердцевину лютика, откуда на него, в свою очередь, глядит златокудрый младенец.

– Вот уж не знал, что ты занимаешься такой фигней, Тим.

– В жизни не занимался! Один приятель упросил, он сам какую-то нью-эйджевскую хрень издает. А ведь я сразу почуял неладное, Марко. Звоночек прозвенел, но я не прислушался. Мой итонский приятель утверждал, что на пороге нового тысячелетия наш рынок созрел для небольшой порции восточной мудрости. Ультрамарина Умникс, кстати, одна из его подружек. Имечко еще ничего, а вот фамилия подкачала, с умом там напряг. Но это к делу не относится. Мы как раз получили из типографии первую партию этого дерьма, когда Его Провидчество вздумал проповедовать свое новое ви́дение в токийском метро с помощью отравляющего газа. Ну ты помнишь, наверное. Об этом теракте сообщали в начале года. Его рук дело.

– Какой… ужас.

– Ты это мне говоришь про ужас? Эти мудаки перевели нам только часть денег в оплату тиража, и тут все их счета заморозили! Нет, ты прикинь, Марко. Полторы тысячи экземпляров, в твердой обложке! Ну, фанаты документально-криминального жанра кое-что купили, а остальное – вот. Полная жопа. Долбаные сектанты! Решили ускорить приближение конца света, будто для этого нужны какие-то особые меры.

Тим Кавендиш протянул мне бокал виски умопомрачительных размеров.

– А сама книга-то о чем?

– Почти все – дрянь, а местами – просто фигня. Ну, твое здоровье, Марко! Пьем до дна.

Мы чокнулись аквариумами.

– Да, Марко, так как поживают наши друзья из Хэмпстеда?