Дэвид Митчелл - Литературный призрак [litres]

Что со мной происходит?

Когда я был пацаном, а каждая женщина – неоткрытым материком, в красках мира заключались первозданные истины, а от жизни дух захватывало, как на ветру.

А сейчас? Я меняю женщин, как рубашки. Иной раз чаще.

Разница между шестнадцатилетним Марко и тридцатилетним Марко так же велика, как разница между Огненной Землей и Кеннингтоном.

Плохи твои дела, Марко, дружок. Очень плохи. Если будешь слишком много задумываться, совсем пропадешь.

Несколько недель назад мы с Поппи заспорили, и она сказала:

– Знаешь, Марко, ты ведь не дурак, но тем хуже: непонятно, как такой умный человек может быть таким слепым.

Я не нашелся что ответить, поэтому просто схохмил. Как – не помню, но по-дурацки.

Ладно, пора возвращаться домой.

Я живу в «Молодой луне». В комнате на чердаке над пабом. Дорогу туда найти легко: доберешься до доков Святой Екатерины, и в хорошую погоду можно пешочком, вдоль реки. Или на любом автобусе в сторону Айл-оф-Догс, сходить возле университета. Паб совсем рядом с метро «Уоппинг». Комнату я снял совершенно случайно. Прошлой зимой мы, то есть «Музыка случая», выступали в этом пабе. Одна из наших приглашенных вокалисток, Салли Леггс, познакомила меня с хозяевами паба, Эдом и Сильвией. Концерт прошел на ура, поскольку Салли – местная знаменитость. После концерта мы с Эдом разговорились, и он обмолвился, что они ищут нового жильца.

– А что случилось со старым? – спросил я. – Пустился в бега?

– Нет, – ответила Сильвия. – В общем, я тебе все как на духу расскажу. Год назад дело было. Об этом писали в газетах, и нас даже показывали в десятичасовых новостях. В нашем погребе было старое бомбоубежище. Его облюбовали террористы, делали там бомбы. Однажды ночью у них там что-то не заладилось, и бомбы рванули, сразу штук пять. Как раз под тем местом, где ты сидишь. Поэтому-то нам пришлось делать капитальный ремонт и менять название. Раньше наш паб назывался «Старая луна».

Я чуть не заржал. Но по лицам присутствующих понял, что рассказ – чистая правда.

– Черт, – устыдившись, сказал я. – Вот облом.

Все погрустнели.

Я решил разрядить атмосферу и схохмил по-дурацки, как я это умею:

– Зато в ближайшие пару столетий у вас все будет спокойно!

Язык у меня без костей.

По субботам на Олд-Мун-стрит – уличный рынок, и в «Молодой луне» было не продохнуть от дыма, шума, гама, кошелок с овощами и пакетов с антикварными безделушками. Мойя играла в дартс с новым дружком, солдатиком по имени Райан. Как-то раз одним тоскливым вечером мы с Мойей перепихнулись. Зря, конечно.

Посетителей обслуживали Сильвия и Дерек, который работает в пабе на полставки.

– Марко, днем звонил какой-то Диггер. Спрашивал тебя. Я дала ему номер телефона в твоей комнате.

Диггера мне только не хватало.

– Вот как? А чего ему надо?

Как будто я не знаю, чего ему надо.

– Не сказал. Но хорошо, что его зовут не Слэшер.

У Сильвии подорвано здоровье. Веки у нее вечно воспаленные, а в иные дни глаза и вовсе заплывают. От миссис Энтвистл, постоянной посетительницы «Луны», я узнал, что взрыв спровоцировал у Сильвии выкидыш. Я не представляю, как она это пережила. Лично мне достаточно взглянуть на состояние своего счета, и я чуть не отбрасываю копыта. А они выдерживают, все вокруг выдерживают. Если мир еще не рассыпался в прах, то только благодаря человеческой выносливости. В последнее время Сильвия стала чаще улыбаться. Случись такое со мной, я бы все продал – если б было что – и свалил в графство Корк {128}. Но «Старой луной» владели несколько поколений предков Сильвии, поэтому она не может бросить «Молодую луну». Когда в баре много посетителей, я помогаю ей, особенно если задержал квартирную плату.

От паба до моей комнаты – четыре лестничных пролета. Одолеть их непросто, тем более что ночью на лестнице жутковато. А иногда и днем. Зданию паба несколько сотен лет. Из моего окна открывается прекрасный вид на Темзу в том месте, где она поворачивает в сторону Гринвича и переходит в дельту. Вверх по течению – Тауэрский мост. В ясные вечера видно, как огни уличных фонарей тянутся к Денмарк-Хиллу и Далвичу.

Если б я и свалил в графство Корк, через две недели сел бы на паром обратно.

Я открыл дверь в свою комнату, и сердце аж захолонуло при виде мигающего автоответчика. Нет, это не Диггер, исключено. Он ведь сказал, что можно не возвращать долг до следующего вторника. В понедельник я получу пособие и уговорю Барри купить у меня кожаный пиджак Роя, фунтов за тридцать. На автоответчике четыре сообщения.

Начну с самого плохого – первым делом вскрою письмо из кредитной компании. Если имя и адрес напечатаны большими буквами, то там просто выписка со счета. Если маленькими, то дело плохо. Уф, буквы большие.

И все-таки ничего хорошего нет. На что ушли деньги? Так, обувной магазин, рестораны, музыкальная аппаратура, модем. Внизу страницы очаровательная приписка, что мне предоставлен дополнительный кредит в размере трехсот фунтов! Они там что, полные идиоты?

Не-а. Вовсе не идиоты.

Теперь берем следующее препятствие в этих скачках: автоответчик.

«Марко, это Венди. Я обещала какое-то время не звонить, я помню, но не смогла удержаться. Прости. Все так здорово вышло! Меня-таки приняли в Сент-Мартин! Подумала, тебе будет приятно узнать. Сегодня сказала боссу, что увольняюсь. Как ты советовал. Взяла и сказала. Решительно. Без всяких там околичностей. И дело с концом! Ты считаешь, что нам нужно сделать паузу в отношениях, я помню. Но если захочешь отпраздновать со мной это событие, я куплю бутылочку недорогого шампанского и приготовлю на ужин, что ты захочешь. Позвони мне. Хорошо? Венди. Ti amo, bellissimo [25] Люблю тебя, мой красавчик (ит.) . . Чао».

Бедная девочка. Ну ничего, она забудет обо мне в своей художественной школе и там же довершит свое женское образование. Одно сообщение минус. Еще три, и за любым может стоять Диггер.

«Марко, извини за беспокойство, это Тим Кавендиш. У нас небольшой семейный кризис. Похоже, юридическая контора моего брата в Гонконге накрылась. Возникли кое-какие проблемы… Вмешалась китайская полиция, активы заморожены и все такое прочее… Загляни ко мне на следующей недельке, обсудим, как все это отразится на публикации книги Альфреда… Да… Еще раз извини… Пока».

Лучше бы это был Диггер.

«Марко, это Роб. Я ухожу из группы. Уезжаю к Максин, в Сан-Франциско. Счастливо».

Да ради бога. Роб уходит из группы раз в месяц. Значит, не придется сочинять песен с партией колокольчиков, делов-то! Остается последний барьер. Хоть бы не Диггер. Если он не сможет связаться со мной, значит не сможет пригрозить.

«Дорогой Марко! Это я, Диггер со студии „Пыльная лачуга“. Как дела? У меня все хорошо, спасибо. Чисто по-дружески напоминаю, что за тобой должок, сто пятьдесят фунтов. Если не вернешь во вторник до трех часов, то в среду я сдам твои барабаны в комиссионный на Тотнем-Корт-роуд, а на вырученные гроши куплю нашим уборщицам печенья. С наилучшими пожеланиями. Любящий тебя дядя Диггер».