Цезарий Збешховский - Искажение [litres]

– Маркус, я по другому делу, – неуверенно говорит Даниэль. – Я хотел тебе кое-что показать.

Он протягивает перед собой обе руки, на тыльной стороне которых появились раны – круглые, точно посередине, сочащиеся кровью. Я невольно вздрагиваю. Выражение лица у него слегка испуганное.

– Ты что, сегодня о что-то поранился?

– Нет, Маркус. Проснулся утром, и уже было так. Да еще, блядь, и хуже становится.

– Нужно немедленно сделать перевязку. – Я кладу оружие на койку и вглядываюсь в его руки. – Почему ты еще не в бинтах?

– Я их только что снял, хотел тебе показать. Сейчас иду в медсанчасть. Сменить повязку.

– Иди к Гильде, пока не началось заражение.

Он молча выходит, но я прекрасно его понимаю. Эти гребаные раны выглядят как стигматы. Что это – аллергия? Не помню, чтобы когда-либо сталкивался с чем-то подобным. А может, это психическая реакция религиозного человека на встречу с демоном? Это могло бы все объяснить.

Вместо обеда Голя ведет меня прямо в здание командования. Оно и к лучшему – мне все равно ничего не полезло бы в глотку. По дороге, перемежая свою речь ругательствами, он сообщает, что Оскар Бенеш обратился в медсанчасть. Якобы у него путается сознание и частичная потеря памяти, но сержант называет его «сраной свиньей» и «гребаным симулянтом», так что в болезнь, он, похоже, не верит. Если капитан Заубер не подтвердит ухудшившегося здоровья старшего рядового Бенеша, мне не хотелось бы оказаться в его шкуре.

Прежде чем пойти к капитану, мы спускаемся в подвал навестить Ларса Нормана, который остается единственным психически здоровым «заключенным». Рядовой Лукас открывает дверь в небольшое помещение. Из соседней камеры доносится отчаянный вой, сопровождающийся странным царапаньем, но у Нормана царит спокойствие и образцовый порядок. Он сидит на матрасе, читая в проволочных очках цветную газету, и медленно поднимает взгляд. Когда до него наконец доходит, кто перед ним, он тут же вскакивает, будто у него в ногах пружины.

– Маркус! Командир! – Он заключает нас в объятия.

– Поумнел немного, Ларс? Или все такой же долбоеб? – спрашивает Голя.

– Виноват, господин сержант! Виноват. – В глазах моего друга стоят слезы. – Не знаю, что на меня нашло. Мне уже лучше! В самом деле – лучше.

Он никогда не принадлежал к числу особо разговорчивых, но теперь болтает без умолку, будто наглотался наркоты. Видимо, заключение меньше чем на сутки дало о себе знать, и он изо всех сил пытается заглушить стыд, который, похоже, прекрасно осознает. Дело не в том, что он пытался сбежать, а в том, что он собирался бросить своих товарищей.

Сержант особо его не слушает и решает вопрос с ходу, как бы между делом, хотя для нашего взвода это ключевой вопрос. Сообщив часовому, что забирает Ларса с собой, он ведет нас к выходу из здания.

Здесь мы расстаемся – Норман отправляется в казарму, а мы на второй этаж, где в небольшом зале происходит совещание штаба. За прямоугольным столом уже сидят капитан Бек, лейтенант Остин, сержант Северин, капралы Соттер и Вернер. Мы поспешно присоединяемся к ним, и слово берет командир роты.

– Господа, я собрал вас, чтобы принять крайне трудное решение. В жизни каждого командира может наступить момент, когда нужно сделать выбор среди немногих доступных вариантов, любой из которых означает чью-то смерть. И нужно взять на себя ответственность за свои поступки. – Бек обводит всех взглядом. – Возможно, вас удивляет, почему мы встречаемся в таком составе. Почему здесь нет всех офицеров, но среди нас есть также сержанты и капралы? Я выбрал тех, кто в силу своего боевого опыта и черт характера поможет мне принять это решение, а затем обеспечит исполнение приказов. Я выбрал самых лучших и самых надежных представителей роты.

Мы украдкой смотрим друг на друга. У всех сосредоточенные и серьезные, слегка торжественные лица, будто они стоят в почетном карауле над могилой любимого друга или собираются выйти из строя, чтобы получить орден за пролитую в бою кровь. И вместе с тем в глазах у всех виднеется черное пламя.

Капитан сидит во главе стола, слева от него Остин, дальше Северин и Соттер; я сижу напротив Остина, возле капитана, так как только это место осталось свободным, а рядом со мной Голя и Вернер. Чувствую исходящий от командира роты слабый запах перегара, вижу его бледные ввалившиеся щеки и понимаю, что он оказался в ситуации, в которой не хотел бы оказаться ни один человек.

Граница на пустынной дороге, из-за которой уже не будет возврата.

– Лейтенант Остин изложит вам текущее положение дел. – Командир роты кивком передает ему слово.

– Передо мной лежит список погибших. – Марсель Остин показывает густо исписанный листок. – С начала нашей миссии в пустыне Саладх погибли сорок два солдата девятой роты, трое из военной разведки, один служащий сил специального назначения и один переводчик. Всего сорок семь человек. Не все смерти подтверждены, но можно предположить, что весь отряд лейтенанта Мюллера, состоявший из тридцати солдат и переводчика, погиб по пути в Тригель.

В зале слышится ропот.

– Кроме того, часть личного состава Дисторсии небоеспособна вследствие психических расстройств, – продолжает лейтенант. – В подвале под нами находятся девять солдат, переведенных из медсанчасти или помещенных под арест для их собственной безопасности.

– Восемь, – поправляет сержант Голя. – Я только что освободил капрала Нормана. Зато старший рядовой Бенеш час назад попал под наблюдение капитана Заубер.

– Бенеш? – удивляется лейтенант. – Я тебе уже говорил, что об этом думаю. Так или иначе, все сходится. Из ста одного солдата и гражданских работников, которые имелись в нашем распоряжении по прибытии майора Вилмотса, остались сорок пять, включая командование роты, персонал медсанчасти, плохо обученных техников Янга, оператора дрона и нашу переводчицу. В реальности под нашим началом двадцать три рядовых и старших рядовых, у части из которых ослаблен моральный дух, шесть капралов и три сержанта. Именно такими силами мы располагаем на случай атаки партизан, а в первую очередь – для выполнения задач, о которых расскажет командир роты. Младший лейтенант Янг сегодня представил мне рапорт, из которого следует, что в нашем распоряжении также имеются восемь «скорпионов», три МТ35, поскольку один из них неисправен, и четыре «кераста». Учитывая ограниченное количество выполняемых патрулей, у нас еще осталось свыше двух третей топлива. Есть также большие запасы провизии, питьевой воды, оружия и боеприпасов. Не буду вдаваться в детали, но для оставшихся на базе солдат всего этого хватит с избытком.

– А что со связью, господин лейтенант? – спрашивает Соттер.