Цезарий Збешховский - Искажение [litres]

– А тот человек, которого мы нашли на дороге? – не отступаю я.

– Это местный дурачок. По мнению старосты, он спал в какой-то норе, а когда увидел, что селение опустело, ударился в панику. Вероятно, его поразило током, когда он бродил в поисках остальных.

– Вы его видели?

– Увы, он лежит на кладбище, – качает головой Соттер. – Будто бы после случившегося он заболел и в начале мая умер. Это все, что мы сумели выяснить.

Я ухожу в палатку и бросаюсь на койку, с трудом сдерживая злость. Я не верю в эти сказки, как и Вернер. Вроде как все звучит осмысленно и складывается в единое целое, но как этот тип, пораженный током, оказался на другой стороне селения? Как ему удалось в таком состоянии проползти с одного конца улицы до другого?

О темных полосах на стенах, которые заметил Баллард, я даже не упоминаю. Наверняка, если бы мы о них спросили, местные сочинили бы какую-нибудь историю – мол, они делают такие полосы, чтобы отогнать демонов или назойливых мух. У этих мерзавцев неплохое воображение.

От Кумиша до Дисторсии меньше трех километров по прямой. У меня еще будет повод задать им все эти вопросы. Им еще придется объяснить начистоту свое паническое бегство и ту вспышку, которая едва меня не убила.

Я чувствую, что пустыня нас раздражает. Хотя мы шутим и смеемся над анекдотами, в воздухе ощущается напряжение. Люди нервничают и специально находят себе хоть какое-то занятие. Никогда не предполагал, что может найтись столько добровольцев в патруль или для приготовления жратвы из консервов и чистки картошки.

В комнату входит бледный Петер, у него дрожат руки. Юри Труман только что доложил, что старший рядовой Инка внезапно потерял сознание. Сегодня у него не было аппетита, и он едва притронулся к своей обеденной порции. Олаф, хотя он невысок и жилист, всегда любил хорошо поесть. Теперь он лежит на матрасе и смотрит в потолок, не отвечая на вопросы. Когда я об этом слышу, у меня перехватывает горло при мысли о самом худшем.

Я бегу с Усилем в отсек четвертого отделения. За нами тащится Ларс Норман, царапая что-то в своей тетрадке. Все так, как говорил Юри, а может, даже хуже – Инка закрывает глаза и спрашивает, где он. Капрал велит всем убираться. Бенеш толкает меня в дверях и идет к выходу, за ним Труман и Васс.

– Ты в пустыне, на базе Дисторсия, – говорит Усиль. – Как ты себя чувствуешь?

– Что-то случилось, – несколько раз повторяет Олаф; на лбу его проступают капли холодного пота. – Ничего с утра не помню. – Он хрипло кашляет.

– Посмотри на меня! И скажи – у тебя что-нибудь болит?

– Нет, не болит. – Инка постепенно проваливается в небытие. – Я не чувствую тела, Петер.

Он еще узнаёт лица. Возможно, следует позвать доктора Заубер, но у нас нет времени. Мы поднимаем Инку, берем под руки и выводим из палатки. Он волочит ноги по земле, оставляя на песке длинный след. Я поворачиваюсь к Норману.

– Маркус, что мне делать?! – спрашивает Ларс.

– Позови сержанта, пусть придет прямо в медсанчасть.

– И лейтенанта тоже позови, – добавляет Усиль. – Позови всех, блядь!

Мы попадаем на послеобеденный тихий час. Гильде закрылся в своей каморке. Роберт Хансен, явно напуганный, показывает нам одну из палат. Мы сажаем Олафа на койку, но он беспомощно валится на бок и тут же засыпает. Капрал Хансен бежит в здание командования за доктором Заубер. Наступает гробовая тишина.

Вскоре в коридоре появляются госпожа капитан, лейтенант Остин, младший лейтенант Янг и сержант Голя. Они заглядывают к пациенту и с тревогой расспрашивают нас, что случилось, но начальница медсанчасти велит нам проваливать и не мешать осмотру. Мы послушно выходим один за другим на плац.

Те, кто курит, достают сигареты. Марсель Остин вытряхивает из коробочки жевательную резинку. Несколько солдат останавливаются неподалеку, уставившись на сборище.

– Вам что, заняться нечем? – кричит Голя. – Лентяи, мать вашу!

– Хватит орать, – упрекает его Остин. – Нужно сохранять спокойствие.

– Господин лейтенант, – тихо спрашиваю я, – это не похоже на ту же болезнь, что и у Элдона?

Остин смотрит на меня так, будто не вполне понимает, кто я такой.

– Я видел рядового Инку совсем недолго, но, судя по тому, что вы рассказывали, – боюсь, что да. Повторяю еще раз: нужно сохранять спокойствие, нельзя из-за этого паниковать. Еще сегодня, Маркус, тебя пригласят к командованию, чтобы ты ответил на несколько вопросов.

– Так точно.

– Майор Вилмотс уже с утра настаивал, чтобы тебя вызвать, – добавляет Янг. – Мы не видели в том необходимости, но теперь ситуация поменялась. Нужно поговорить.

Атака последовала раньше, чем я предполагал, – после нашего приезда не прошло и недели. Будто спящее под нами чудовище вдруг решило, что мы уже успели привыкнуть и хватит играть в прятки. Теперь оно нам покажет, на что в самом деле способно.

Я безмолвно призываю Эстер, пытаясь привлечь ее внимание, но она упорно молчит, оставляя меня один на один с черными мыслями. Мне хочется сказать ей, что мы не можем играть в эту игру не зная правил. Мы не можем ни выиграть, ни проиграть. Однако я тут же ругаю себя за подобную мысль: эта гребаная война как раз и есть такая игра, которая ведется сломанными фигурами на сожженной доске.

Когда солнце заходит за горизонт, Эстер наконец дает о себе знать. На этот раз сообщение коротко и не вызывает тошноты:

Можешь передать им, Маркус, что я лишу вас остатков связи.

Я не бегу с этим к командованию, поскольку не знаю, что сказать, – что голос в моей голове бросает вызов всему подразделению МСАРР? Все и так знают, что в окрестностях Отортена радио практически не работает, а спутниковая связь зависит от эффективности наших антенн, и мы поддерживаем ее с немалым трудом. Что еще она может сделать?

Я не осознаю угрозы даже тогда, когда на базе поднимается суматоха. Часовые у въездных ворот высмотрели в небе на севере двух «светлячков», о чем сообщили дежурному офицеру и всем, кто был поблизости, – просто на всякий случай.

Я зову парней из отделения, и мы бежим «на стену». Возле северной стены СМЗ, как и возле остальных, мы сложили в нескольких местах ступени из поддонов, чтобы при необходимости вести оттуда обстрел. Вскочив на возвышения, мы вглядываемся в небо, где, словно два солнца, пляшут над пустыней два светящихся шара. Разведка посылает «сокол», который мчится в их сторону и вскоре теряет связь с базой.

На этом весь анализ явления заканчивается.

Один из «светлячков» внезапно проваливается под землю – неизвестно, как далеко отсюда, и оставил ли он какой-либо след на песке. Второй величественно висит в небе, медленно переливаясь голубым и белым, еще минут пятнадцать, позволяя нам усладить взор своим видом и сделать снимки. Водяная Блоха снимает видео дерьмовым аппаратом.