Клиффорд Саймак - Ветер чужого мира [сборник litres]

Прошел месяц, а Чарли все еще ждет.

Купер до сих пор отсутствует, и о нем нет никаких известий.

Поэтому Чарли ждет и тревожится.

Теперь он уже может точно сказать, что именно его тревожит. Недостаток образования у Купера, нехватка простейших знаний.

Остается, конечно, одна надежда: что Купер, совершая свой великий подвиг по избавлению человечества от угрозы мировой войны, не просто уничтожит разом электричество на всей Земле, а догадается отменить его открытие в прошлом. Тогда последствия окажутся не столь катастрофическими, поскольку цивилизация, не открывшая электричества, не исчезнет, хотя будет развиваться совсем по другому пути.

Однако Чарли боится, что Купер не сумеет понять необходимость хирургического вмешательства в прошлое. Он боится, что Джексон уничтожит электричество как природный феномен и тем самым изменит существенную часть атомной структуры материи. И этим вызовет катаклизм в масштабах не только Земли, но целой Вселенной.

Поэтому Чарли сидит в кресле, перелистывает фантастический журнал и с ужасом ожидает, когда электрическая лампа возле его кресла погаснет.

Хотя в глубине души и надеется, что после осуществления Купером его миротворческого плана всего лишь не сможет сказать, что это за странное словосочетание такое – «электрическая лампа».

Я караулил, сидя на заднем крыльце своей хибары. Под правой рукой держал ружье, а под левой бутылку. И тут собаки подняли лай.

Я отхлебнул из бутылки, взгромоздился на ноги и пошел на двор, прихватив метлу.

Судя по тому, как заливались собаки, они опять загнали в угол кого-то из скунсов, а скунсы у меня из-за всех этих самолетов и так нервные, ни к чему еще больше их донимать.

Я обошел дом до того места, где повалился штакетник, и осторожно выглянул из-за угла. Уже смеркалось, но я хорошо видел, как три собаки кружат возле зарослей сирени, а одна наполовину влезла в гущу кустов и тявкает оттуда. Следовало, конечно, их приструнить, покуда шерсть не полетела. Хотел подкрасться к ним потихоньку, но потихоньку не вышло – под ноги то и дело лезли какие-то пустые бутылки и жестянки от консервов. Я решил наутро первым делом расчистить двор. Давно уже собирался, но все было как-то недосуг.

В общем, шуму я наделал, и три собаки, которые носились вокруг, сразу удрали, но четвертая, забурившаяся в самые кусты, отступать не хотела. Я как следует прицелился и от души огрел ее метлой по хребтине. Как она оттуда вылетела! Она у меня, знаете, из тех, на которых шкура мешком висит, так я думал, она эту шкуру в кустах и оставит. Ну вот, она взвыла, выскочила, как пробка из бутылки, и промчалась у меня прямо между ног. Я почти удержал равновесие, но тут под пятку подвернулась консервная жестянка, и я самым унизительным образом плюхнулся на задницу. От удара из меня вышибло весь воздух, и я никак не мог отскрести себя от земли и подняться.

Пока я там барахтался, пытаясь прийти в себя, из кустов вылез скунс и направился прямо ко мне. Я хотел его отогнать, но он ничуть не испугался. Вилял хвостом и всем своим видом демонстрировал, что очень мне рад. Подошел вплотную и давай тереться об меня и мурлыкать, как кошак.

Я замер. Даже моргать перестал. Надеялся, что он оставит меня в покое, если не буду шевелиться. Скунсы давно живут у меня под хибарой, года три, не меньше, мы с ними неплохо ладим, но все-таки никогда не водили прямо уж тесной дружбы. Я их не трогал, они меня не трогали, и все были довольны.

Но этот радостный звереныш, видимо, решил, что я ему друг. Наверное, был так сильно благодарен за то, что я спас его от собак. Он ходил вокруг меня и терся, а потом вообще залез мне на колени, поставил лапы на грудь и заглянул в глаза. И мурчал при этом – аж весь вибрировал. Вот так уперся лапами мне в грудь, смотрел в глаза и мурчал – то тише, то громче, то быстрее, то медленнее, – и уши стояли торчком. Он как будто ожидал, что я замурлыкаю ему в ответ, и все это время вилял хвостом.

Наконец я набрался смелости и очень осторожно погладил его по голове. Он вроде не возражал. Так мы и сидели довольно долго – я его гладил, он мурлыкал и совсем не собирался нападать. Я осмелел и столкнул его с колен. Не с первой попытки, но встал на ноги и пошел обратно на заднее крыльцо. Скунс потрусил за мной.

Я сел на прежнее место и взялся за бутылку – после всего пережитого было совершенно необходимо привести себя в порядок. Но едва я приложил горлышко к губам, из-за деревьев на востоке вылетел самолет и пронесся над нами. Все, конечно, подпрыгнуло и затряслось.

Я выпустил бутылку, схватил ружье – но куда там, самолет был уже далеко. Я отложил ружье и стал браниться.

Вот только накануне я пообещал полковнику, что, если этот самолет еще хоть раз пролетит над моей хибарой, я буду стрелять. И я не шутил!

«Нехорошо это, – сказал я полковнику. – Вот человек решает уйти на покой, строит себе хибару, живет в ней и никого не трогает. А потом правительство берет и ставит военную базу у него под боком, в двух милях, и больше нет никакого покоя, и самолеты эти летают так, что того и гляди сшибут с крыши трубу. Иногда вообще среди ночи, и тогда человек вскакивает с постели по стойке смирно, прямо босыми ногами на холодный пол».

Полковник был со мной очень любезен. Разложил все по полочкам: зачем нам нужны военные базы, как эти самолеты охраняют наших сограждан, как он старается выбирать маршруты таким образом, чтобы причинять поменьше беспокойства нам, окрестным жителям.

Я заявил ему, что самолеты пугают моих скунсов, и он не засмеялся, а выразил сочувствие и еще припомнил, как мальчишкой ловил скунсов в Техасе. Тут я ему объяснил, что скунсов я не ловлю, что я с ними вроде как вместе живу и что они мне уже почти родные и ночью, когда не спится, я слушаю их возню под хибарой и радуюсь, что я не один, а делю свой дом с другими Божьими созданьями.

Но он все равно отказался пообещать, что самолеты над моим участком летать перестанут. Тогда я пообещал, что начну по ним стрелять.

Он вынул из ящика книжку и прочел мне закон, который запрещает стрелять по любым самолетам, но я, конечно, ничуть не испугался.

И вот на тебе! Устроил засаду на самолет – и он проскочил мимо в тот самый момент, когда я решил промочить горло!

Тут я вспомнил про бутылку и сразу отвлекся от всех этих мыслей. Бутылка журчала! Закатилась далеко под лестницу так, что не дотянешься, и там булькала. Я от этого звука чуть с ума не сошел. Наконец, улегшись животом на землю, сумел ее подцепить, но было уже поздно, все вытекло. Я зашвырнул ее на двор и понуро сел на ступеньку.

Из темноты появился скунс. Залез на крыльцо, уселся рядышком. Я рассеянно погладил его, а он замурчал. Я как-то даже сразу и забыл про бутылку. «Чудной, – говорю, – ты скунс». В жизни не слыхал, чтобы скунсы мурчали.