Эрик Ингобор - Этландия

Женщины с глазами больных собак, и тот человек, засунув руки, уныло и тупо плетущийся по тротуару… и заколоченные витрины, и одутловатое, почти разлагающееся лицо на подушке авто — вот ритмы сегодня…

Великая музыка, ты зашла в тупик со своими синкопами, диссонансами, изощренной полифоничностью, ты очень хорошо передаешь судороги современной цивилизации… но ведь это конвульсии умирающего?

Все лица, виденные за сегодняшний день, слились в одно, с запавшими глазами, полуоткрытым ртом, надвигающееся в остром истошном звуке джаза… Саксофон бледного оркестранта кафе родил эту галлюцинацию. Маску… маску зеленую с запавшими глазами… Она надвигалась на Герберта и шептала: «Маэстро, ваша музыка очень современна, но эта современность — смерть…»

И музыка и жизнь — конвульсии умирающего… В этой смертельной пляске подергивается саксофонист… Слишком пристально глядел на него маэстро Герберт… и в глазах поплыли круги труб, тарелок, и сквозь их звон лезла огромная маска зеленого удушливого умирания, тянувшегося с улицы, где шли нищие и голодные.

Человек, склонившись к Герберту, трясет его:

— Маэстро Герберт! Что с вами?.. Это я… Концертмейстер Ванек…

Герберт очнулся… испуганно вглядывался в концертмейстера… Тот, заикаясь, промямлил:

— Правительство закрыло Государственный симфонический оркестр…

У подъезда консерватории стояла растерянная толпа оркестрантов. Они пришли на репетицию. Им объявили, что их руки, умеющие извлекать мелодии, не нужны. Мимо ступеней консерватории течет улица. У фонарей, у бюстов Шопена и Моцарта собираются, как на панихиду, старые меломаны, узнавшие из газет о закрытии оркестра. Старушки, учительницы музыки, только и жившие абонементами концертов, вздыхают под трауром. Утонченные девушки, зачарованные Гайдном, Бахом и Шубертом, с ненавистью глядят из-под статуй на «пошлую улицу»… Человек спокойно проходит мимо голодных глаз и протянутой руки. Человек спокойно проходит мимо очереди у благотворительной столовой. Человек, молча прошедший мимо голода, взрывается подобно бомбе у консерватории…

— Позор!.. Банкроты!.. Закрыть гордость страны — симфонический оркестр!

И вдруг на ступенях консерватории среди дневной суматохи улицы происходит необычное: знаменитый оркестр вытаскивает инструменты, и над улицей поднимается фюнераль!.. Скорбный и гневный марш!.. Так начинается митинг у консерватории. Так хоронит себя прекрасный оркестр. Улица поражена концертом на ступенях. Она бежит к консерватории, на площади стоит пикет полицейских. У них есть приказ:

«…Не допускать ни в одном из районов города назначенный на сегодня компартией митинг и демонстрацию против отправки войск навстречу голодному походу… Быстро ликвидировать скопление публики…».

Два полицейских видят скопление публики у консерватории. Один спокойно и уверенно говорит:

— Это опять коммунисты орудуют с их голодным походом….

— До чего дошли… Лучший оркестр страны наняли.

Оркестр заканчивал фюнераль, уже окруженный тысячной толпой. Многие залезли на фонари. На пьедестале памятника Моцарту, рядом с темной фигурой маэстро появился человек. Размахивая шляпой, он кричал и грозил кому-то:

— Мы не допустим…

«Не допускать скопления публики…»

Дубинки врезались в толпу. Толпа покатилась по ступеням… Летели футляры виолончелей… Под ударами дубинок падали людские гирлянды с фонарей…

Бородач контрабасист, воинственно размахивал толстым смычком, отстаивал в толпе свой неуклюжий инструмент.

На пьедестал, рядом с фигурой нежного Моцарта, взбирается потный полицейский и, размахивая, как пещерный человек, дубиной, хрипит:

— Разойтись!.. Разойтись сию же минуту!..

Толпа ринулась от дверей консерватории вниз по ступеням… Человек в котелке уцепился за фигуру Ференца Листа, царапая ногтями, барахтался, пытаясь удержаться, его тянул полицейский; потом обозленный полицейский размахнулся и, промазав удар дубинкой по котелку, отбил огромный нос Листу…

Толпа бежит. У худенького скрипача выбивают из рук скрипку… Глаза и рот скрипача раскрываются от ужаса… Сорвавшимся голосом он вопит:.

— Осторожней! Вы раздавите скрипку!.. Стойте! Скрипка! Скрипка!..

И упав на ступени, всем телом, руками и головой он защищает от бегущих ног хрупкую скрипку… Сотни ног, сплетаясь, обрушиваются на ступени, на руки скрипача…

……………………

Безносый Лист сурово и страшно глядел на площадь… На площади полицейский спокойно, в каком-то «анданте маэстозо» опускал дубинку в чехол…

……………………

На пустых ступенях консерватории валялись рассыпанные, измятые ноты листовского фюнераля… С ненавистью смотрел безносый Лист…

Почти нежно улыбаясь, министр говорил:

— Дорогой маэстро Герберт, я вам завидую… Вы живете в надземных высотах чистой музыки и, к счастью, не знаете, что такое «кризис», «бюджет», «депрессия», «безработица». Это действительно ужасно — закрыть лучший в мире оркестр… но у нас нет средств даже для ремонта общественных уборных…

Герберт смотрит на танцующие пухленькие руки министра, ему делается противно… Министр, скорбно подняв брови, закончил:

— Всему причиной — перенаселение. У нас миллионы лишних людей. Если в один день эта четверть страны исчезнет, нация вздохнет свободно…

Герберт холодно смотрел в прищуренные глазки министра:

— А вам не приходила в голову мысль… отравить эту «лишнюю» четверть страны?

Министр мило рассмеялся и постарался быстро перевести разговор на другую тему:

— Я слышал, вы работаете над «Четвертой симфонией». Не сомневаюсь, это будет большое произведение… Сделайте ее, пожалуйста, бодрее, побольше национальных мелодий, патриотичней, воинственней, — наша родина нуждается в этом…

«Он, наверно, этим же тоном заказывает лакею в ресторане, — подумал маэстро. — Да… Да… сделайте ее, пожалуйста, похолоднее, побольше корицы…» — Маэстро встал и взял шляпу…

— Вам придется поискать себе другого музыкального официанта…

Маэстро Герберт шел по улице.

Он думал о том, что миллионы людей сведены этими фокусниками с пухленькими руками к цифровому «излишку»… Господин министр, уговорите четверть страны покончить в один день самоубийством! Они очень милые люди и с удовольствием принесут эту гекатомбу… для того, чтобы вам «вздохнуть свободно». Какая жуткая, скорбная песнь о вынужденном вымирании… Какой жертвенник надо соорудить вам, господин министр, чтобы принести дань богу «благоденствия нации»?

И еще вспомнил маэстро о письме издательства, в котором с той же подслащенной вежливостью, как и у министра, издательство «откладывает» печатание его сонат… Маэстро подумал о том, что у него почти нет денег. Он привык не думать об этом. Нет ангажементов на концерты… Оркестр закрыт… Сегодня он видел талантливого скрипача. Когда-то с ним встречался в больших концертах. Он на полуденной душной улице выпрашивал милостыню, играя на скрипке…