Эрик Ингобор - Этландия

В полдень по знойному асфальту Вены идет человек…

Франц, продав на вечернем перекрестке последний коробок спичек, шагал в рабочий район, туда, за мост. Там, в здании, плавали тепло, говор и дым. Там, где по углам висели серп и молот и плакаты, шло собрание безработных. Разбросанные по всем перекресткам люди, чувствовавшие себя жалкими, голодными клячами на улицах, никому ненужными тенями, здесь оживали, наливались бодростью. И здесь, в прокуренном зале, чувствовалась весна. Человек из очереди у биржи труда, из длинного хвоста у ночлежек понимал, что еще не все потеряно, что сообща можно переносить горе и что вот эти драные локти соседей — это локти целой армии. А армия может бороться.

Здесь Франца нагрузили работой. Делили район на взводы. Здесь говорили о массовом выходе на улицу. О борьбе — неумолимой борьбе обнищалых, голодных токарей, инструментальщиков, грузчиков.

И человек, начиненный динамитом горя, взрывался здесь, гремя призывом о подмостков…

Коммунистическая партия единственная, которая ведет нас в бой против диктатуры голода, нищеты и вымирания.

Ночью темноту ночлежного дома наполнили звуки: сквозь храп и свист застуженных глоток настойчиво пробивался чей-то больной, крикливый бред. Потом стихал… на минуту воцарялась тишина, и даже были слышны шаги дежурного в коридоре. И опять кто-то измученно переворачивался на своих койках, кто-то стонал, долго и мучительно чесался, кто-то вскакивал и во сне звонко хохотал. Август долго не мог уснуть: рядом в темноте лежал человек и всю ночь во сне, словно зверь, глодал какие-то кости, сосал их, громко чавкал. Человек во сне пожирал горы снеди, жадно, слюняво чмокая, рыча. Звенело в ушах, и голову Августа засасывала трясина сна.

Август слышал жадное рычание. Снилось ему, что стоит он у клеток зоопарка. Люди в грязных зеленых униформах кормили зверей.

Август видел волка, рвавшего кусок мяса. Волк с ненавистью смотрел одним глазом на него… И глаз фосфорился…

Август завидовал своим диким предкам, прыгавшим по прутьям. У них было тепло, и их хорошо кормили. Август подошел к солидному служащему зоопарка, почтительно снял кепку и просил посадить его в клетку. Служащий осматривал, ощупывал Августа и потом мрачно покачал головой и шепотом сказал:

— Шерсти, шерсти не вижу. Где шерсть?

Август, дрожа от страха, раскрыл рубаху и показывал на жидкие волосы на груди:

— Господин управляющий, я очень голоден, посадите меня в клетку, я буду стараться.

Управляющий заорал:

— Обрастите шерстью!

И Август тихо спросил его:

— А это трудно… обрасти шерстью?..

Потом была черная яма, из нее он кого-то тащил на солнечный свет. Это была Берта.

Они шли сосновым лесом, и солнце лилось сквозь кроны высоких сосен. И вдруг лес рассыпался — и опять яма, а в ней злой голос Берты:

— Для этого нужны деньги…

С высоких гор, в серебряную долину неслись Берта и он на лыжах. Берта упала, взбив алмазную пыль, лицо ее было в снегу и, отирая мокрый снег, он целовал ее хохочущий рот, и так хотелось обнять ее, катиться по снегу, глядя на снежную пыль, за которой слепящее глаза солнце… но ее голос хрипел: «Но для этого нужны деньги…» И Август заметался, чего бы он ни желал, какие бы видения ни рождались, их гнал, их закрывал крик этого назойливого голоса.

Хорошо вечером сидеть у голубых изразцов смотреть как огонь освещает ее глаза… «нужны деньги»…

Укрыть тебя, укутать, целовать голову… «нужны деньги»…

Смотреть на твой затылок, где вьется золотой пух… «а деньги?»… Весь мир, все вещи омерзительно кривили свои хари и выли… нужны деньги…

Голова плавилась в жару, плыли кошмары. Шея Берты с золотым пухом разрасталась и от этого чудовищного роста звенело в ушах… Шея заслоняла все… потом из темноты появлялись ее улыбающиеся губы, он тянулся к ним, и губы падали вниз, летели в какую-то пропасть, кружилась голова, и Август чувствовал как несется вниз…

Идет весна. От ночных мечтаний о Берте и голода Август бредит. В его бреду дико переплелись в тяжелые клубки две мелодии. Они давят его голову, они рвут его мозг. И смрадная ночлежка с ее храпом, почесываниями оглашается криком, метанием человека на грязном тюфяке. Человек стонет. Он вцепляется во сне зубами в грязный матрац, он обнимает его, он впивается зубами и кричит… И сонный дежурный остервенело бьет по голове сходящего с ума человека…

В одну из ночей Августу стало ясно, что ни Берты, ни работы, ни обеда не будет. Август встал со вшивой койки ночлежки, в темноте пробрался между матрасами со спящими и вышел на мокрую улицу. Была ночь. Ночь шла к рассвету, уже гасили фонари. В темноте побрел по переулкам.

В Вене есть мертвый мост. Мост, через который из-за ветхости закрыто движение. С него ночью люди бросаются в объятия студеной смерти. Была весенняя ночь. Перила моста были мокры. Внизу над водой стелился пар. Мерцали жирные пятна огней на воде. Тихо — и ни души. Август перенес ногу через мокрый парапет. В эту минуту его остановили чьи-то руки. Он обернулся и увидел человека — в котелке, в пальто с поднятым воротником.

— Вы от голода хотите принять холодную ванну?

— Да.

— Есть заработок. Идемте.

Тупо поплелся Август, дрожа от холода, подняв воротник пиджака. Шли недолго. В одном из переулков, около реки, котелок толкнул дверь ночной пивной… В пивной сидело два-три человека, и плавали оставшиеся еще с вечера дым и тепло.

Когда выпитое отогрело Августа, незнакомец откинулся на спинку стула, закурил и, затянувшись, сказал:

— Вы хотите умереть? Прекрасно. Место и час были выбраны с большим вкусом. Вы хотели утонуть, следовательно, вам ваша душа и тело не нужны. Прекрасно. Душа не является предметом торговли: она принадлежит богу или черту. Они и заключат на нее сделку. Остается тело. Человек решается умереть, не жалея себя. Следовательно, он не пожалеет и части себя. У вас нет денег. Вы можете немного заработать. Я покупаю половые железы… Я комиссионер одной из лучших лечебниц. Пустяковая операция. Неделя чудесного отдыха и питания в фешенебельной частной лечебнице — и тысяча крон вознаграждения. Медицина великодушна: она возьмет у вас только одну железу. Тысяча крон — одна половая железа. Полная гарантия. Контракт. Тысяча крон!

От выпитой кружки мутило голову. Бежала зябкая дрожь по спине.

— А зачем вы покупаете железу?..

— Ее пересадят богатому старичку…

С голоду выпитое совсем развезло голову, в мозгу шелестело: тысяча крон… тысяча крон…

— Больно это, когда их вырезывают?..

— Чепуха! Маленькая операция. Вы молодой парень. Подписывайте контракт, вот здесь.

Тысяча крон — это счастье, квартира, сытость… Берта… Ради Берты… Август уткнулся в бумагу, ничего не понимая. Буквы были пьяны… Над самым ухом уже холодный и строгий голос произнес: