Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

Особенно если учесть, насколько нынешний строй неравен, несправедлив. Все это, конечно, не ново и было описано еще в Библии, в Книге Бытия; неравенство – древнейшая черта человеческого общества, мало изменившаяся с рассвета цивилизации. Как ее изменить? Что делать?

Сегодня все всё знают. Любой человек на планете в курсе реальных условий человеческого общежития. Это одно из следствий дурацких смартфонов: ты можешь не уметь читать и писать – многие еще не могут, – но прекрасно представляешь себе, как устроен мир. Знаешь, что мир катится навстречу катастрофе. Понимаешь, что надо действовать. Все всё понимают. Деньги забирает не невидимая рука. Деньги реальны, только их неравно распределяют. Точнее, неправильно распределяют. Теперь привычный порядок сломан. Его сломали мы, причем намеренно! Мятежи, захваты, неповиновение, генеральные забастовки – идет ломка. Настало время для запасного плана, время действий, принятия новых законов. В конце концов, положение изменит смена законодательства, введение нового режима – справедливого, честного, устойчивого и надежного. Общественные коммунальные службы, государственные (чьи владельцы – граждане) предприятия, кооперативы, реальное политическое представительство и так далее. Запасной план как можно быстрее надо возвести в силу закона. Самый лучший запасной план – это многообразие.

Я снова в Питере. Сезон белых ночей, уже полночь, а все еще светло, свет – серый, блеклый, зловещий. Город на берегу залива, как это часто бывает, накрыт низкими облаками. С Троицкого моста в лучах прожекторов ярким желтым пятном в сумерках светится высокая стена Петропавловской крепости. Как обычно, влажная сырость. На Татьяне ее старая шуба, меховой воротник греет подбородок. Зимняя шапка надвинута на уши. Под брюками теплое нижнее белье, на ногах – подбитые мехом сапоги. Холод ей не грозит, она подготовилась. Хотя возвращение в подобную стужу неизменно вызывает шок.

– Ах, Танечка! – воскликнула за спиной подруга. – Ты была такая красавица до отъезда, а теперь стала такой же бабкой, как все мы.

– Иди к черту! У тебя видок еще похлеще моего.

Они обнялись.

– По правде говоря, ты чертовски хорошо выглядишь, – призналась Светлана, рассматривая подругу и держа ее за руки. – Швейцарские денежки пошли тебе на пользу – салоны красоты, диеты, спортзалы.

– Ни фига.

– Ну, ты у нас счастливая, с такой фигуркой тебе даже полнота не вредит.

– Слишком много швейцарского сыра, – угрюмо согласилась Татьяна. – Хватит дурака валять, говори, чего хотела.

– Я хочу уехать.

Татьяна втянула ноздрями холодный воздух.

– Ты уверена?

Светлана махнула рукой на город.

– Все хотят.

– Я думала, Питер – красивое место.

Светлана ткнула пальцем в Лахта-центр, пронизывающий белую ночь гигантской серебряной иглой.

– Смеешься?

– Мне нравится.

– Не сомневаюсь. Дело не в том, как выглядит он, как выглядишь ты сама и что ты думала, когда была девчонкой.

– Девчонкой я ненавидела Питер. Зато сейчас люблю.

– Издалека.

– Когда-нибудь вернусь.

– Сомневаюсь. Не обманывай себя. Питер тебя погубит.

– Мне казалось, что дела пошли на лад. Путина больше нет, возвращаются коммунисты, олигархи либо мертвы, либо сидят в тюрьме.

– Глупости! Почему ты так говоришь? Первое поколение ушло, но дети их такие же уроды, ты же знаешь. Мы от них ни за что не избавимся.

– Но ведь они не рвутся к политической власти. Сидят себе в Монако или Нью-Йорке, разве не так?

– Не все. Некоторые, но не все. И пока сохраняется охвостье, устраивающее беспорядки, опасность не миновала. Далеко не миновала.

– Демдвижение набрало обороты. Демократический коммунизм – разве не прелесть? Китайская модель наизнанку. Они были диктаторами-капиталистами, мы станем демократами-коммунистами.

– В Цюрихе, возможно, в это легко поверить. Здесь потруднее.

– Но ты должна признать, что дело идет к лучшему.

– Да, к лучшему. Потому что все было страшно запущено. Но чем больше мы побеждаем, тем сильнее сопротивление. Чем лучше, тем опаснее для нас. Это ты хоть понимаешь?

– Да.

– Сама рассуди: вы кое-чего добились, мы тоже. Степень опасности возросла. Теперь я хочу работать из-за границы – как ты.

– Думаешь местонахождение играет какую-то роль?

– Думаю. Этот мост известен самым высоким числом самоубиств в мире.

– Поэтому ты выбрала его для нашей встречи?

– Я хотела напомнить, чтобы ты прочувствовала.

Татьяна с унылым видом втянула в себя холодный воздух. Матушка-Россия, вечно недовольная медведица. Не стоит удивляться, право.

– Что я могу сделать, находясь в Цюрихе?

– Вытащить меня отсюда.

– А кроме того?

– Новый прокурор на нашей стороне, по крайней мере по части экологической защиты. Зверушек любит. Надеюсь, с его помощью нам удастся протащить через судейскую коллегию пакет реформ Евгения.

– От судей что-то зависит?

– Сейчас стало больше зависеть. Макаров корчит из себя анти-Путина, разве не видишь? Никто не может переплюнуть Путина в роли Путина, поэтому они заходят с другой стороны.

– Ты уверена, что Путину в путинстве нет равных?

Светлана кивнула на город.

– Если только Петр Великий. Или Сталин. Нет уж, эта линия закончилась. Никто не желает быть второсортной копией предшественника. Поэтому, чтобы преуспеть, Марков пытается делать обратное, выглядеть великим реформатором, глобалистом, демократом. Уклон в сторону Индии вместо Китая. Укрепление верховенства права. Многие этого тоже хотят. Поэтому у нас есть шанс.

– Даже у программы Евгения?

– Да. В том числе у закрепления правового статуса животных, что позволило бы тебе продвигать иски в России. При наличии правового статуса ты смогла бы пойти в лобовую атаку, как ты умеешь это делать.

– Неплохо бы, – воодушевилась Татьяна. – У меня давно чешутся руки кое-кого здесь засудить.

– Поможешь мне – я помогу тебе.

– Как обычно. Пошли на хрен с этого моста, давай выпьем, что ли?

– Квасить? Опять за старое.

– Самое время кирнуть.

– Вмажем по соточке.

– Или по две.

– Неудивительно, что ты растолстела. Алкоголь, знаешь ли, калорийная штука.

– Господи. И есть тоже хочется. Холодно, голодно, и горло пересохло.

– Добро пожаловать в родные пенаты.

После нескольких лет регулярного потопления контейнеровозов с помощью торпед-дронов, которые становились все быстрее и мощнее, судоходные предприятия наконец начали подстраиваться под изменившуюся ситуацию. Встал вопрос: приспособиться либо испустить дух. Моря бороздили около одиннадцати тысяч контейнеровозов, только две сотни относились к сверхкрупному классу; после того как около сорока из них были потоплены, стало ясно: добром дело не кончится. Саботажников, чья личность оставалась неустановленной, невозможно было сдержать. «Maersk» и швейцарская компания MSC начали переоборудовать свой флот, их примеру последовали все крупные судоверфи. Перестройка или смерть. Тот факт, что одна из крупнейших судоходных компаний мира принадлежала сухопутной Швейцарии, много говорил о швейцарцах и положении дел в мире.