Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

Есть старый европейский анекдот: в раю повара – французы, полицейские – британцы, инженеры – немцы, любовники – итальянцы, а в аду повара – британцы, полицейские – немцы, инженеры – итальянцы. Швейцарцы в анекдоте тоже фигурируют, только я забыла, в какой роли. Может, у них одна и та же работа и в раю, и в аду? Диспетчеров? Банкиров? Охранников? Не помню. Может, анекдот придумали швейцарцы?

Мы посадили М в наш фургон – пуленепробиваемый, защищенный от дорожных мин, с затемненными окнами и закрытой связью. Приска и Томас похвалили, что М путешествует налегке. М села на заднее сиденье с Приской, мы – в среднем ряду и спереди. Юрг – за руль. По шоссе до Берна без происшествий. Из Берна в Тун, оттуда – на западный берег озера Тунерзее. Наверх по серпантину, к Хайдиланду с его большими деревянными домами, красными геранями на окнах и альпийской зеленью до самых черных утесов Бернского Оберланда. Мне больше нравится Граубюнден.

В Кандерштеге мы съехали с автострады и по частной дороге в объезд верхней станции канатной дороги направились к озеру Эшинензее. По дороге Приска объяснила М, почему Кандерштег считается захолустьем, показывая в окно: кататься на лыжах практически негде, город окружают одни скалы. Единственный выход из каньона с отвесными стенками – железнодорожный туннель на Рону, один из самых старых. Поэтому, как и во всех альпийских каньонах, не пригодных для лыж, здесь тишь да гладь. Парапланеристов больше, чем лыжников.

Проехали мимо овец на альпийском лугу. М сказала, что, если не смотреть на горы, сцена похожа на Ирландию. Южный хребет очень высокий.

Прибыли к Эшинензее в 10:40. Приличных размеров круглое озеро под высокой скалой, покатой стеной из серого гранита высотой около тысячи метров – захватывает дух. Вода непроницаемо голубого цвета – признак притаившихся где-то наверху ледников.

Приска рассказала М о Эшинензее: такое большое озеро и так высоко в горах – большая редкость, все из-за того, что гигантские ледники вылизали альпийские долины, не оставив ни одного каменного гребня, способного удерживать воду. Так что пруды и озера начинаются только внизу у великанов Миттеланда. Однако здесь с нависшей над долиной скалы сорвался оползень, создав естественный резервуар, который заполнился талой водой. У озера нет истока, вода просачивается сквозь каменные завалы, и ручейки на полпути к Кандерштегу соединяются в один большой ручей. Я сама этого не знала и слушала с интересом. М только кивала, думая о чем-то своем.

Проехали мимо горного отеля на берегу озера ко второму корпусу, зарезервированному для нас. Семья владельцев была в курсе нашего задания и выручала нас не первый раз.

Через пару дней для нас без лишней спешки освободят одну из хижин Швейцарского альпийского клуба над озером. А пока что поживем во втором корпусе отеля. Два дня гуляли с М вокруг озера. Она не желала сидеть в помещении, я решила, что гулять у озера не опасно, и получила «добро» из Берна. Тропы частично пролегают по лесу, видно, как они поднимаются в гору над макушками деревьев. М то и дело останавливалась и рассматривала деревянные скульптуры в лесу, вырезанные прямо на торчащих из земли стволах. Доисторические фигуры, звериные морды, местный фольклор, снеговики и прочее притаились в тени под деревьями. Еще выше начинался низкорослый кривой подлесок. «Типично для Бернского Оберланда», – заметила Приска. По дороге она много рассказывала М об Альпах, в основном известные нам вещи, но Приска знает больше нашего.

Скала над озером выглядит очень эффектно. Каждый день обрывки облаков заслоняли скалу до половины, подчеркивая ее высоту. М заметила, что эта скала выше любой ирландской горы. Ее высота и пастельно-кобальтовый цвет озера придают виду характер китчевой компьютерной заставки или картинки, нарисованной художником для обложки книги, – слишком неправдоподобно и фантастично. Нет, я определенно предпочитаю Граубюнден.

Однажды вечером М вступила в разговор с владельцами отеля. Сейчас они среднего возраста, но я с ними встречалась и раньше, когда они были моложе и я приезжала сюда с родителями. Теперь уже их дети достаточно подросли, чтобы самим вести хозяйство. Сын принадлежит к пятому поколению владельцев. М заметила, что это большая редкость, хозяева согласно закивали головами. Им повезло, говорят. Им здесь хорошо.

М, указав на скалу, спросила, есть ли возможность обойти вокруг озера, не возвращаясь. «И да, и нет, – ответил сын. – Обойти-то можно, но там есть один карниз, – он указал на зеленую линию, пересекающую утес примерно посредине. – По нему можно пройти, однако я сделал это всего один раз, и то, когда был еще очень молод. Сейчас бы уже не посмел. В какой-то момент тропа становится настолько узкой, что возникает мандраж».

– Как и всегда в жизни, – подметила М.

Сын кивнул: «Всегда что-нибудь мешает идти дальше».

На следующий день мы поднялись к подготовленной для нас хижине ШАК «Фрюнденхютте». Отправление в 5:20 утра. Подъем на тысячу метров, местами крутой. М быстро устала и была заметно недовольна, что мы не остались у озера. «Приказ Берна, – сказала я. – Стандартная процедура. По-настоящему надежное место – это хижина ШАК».

Шесть часов восхождения по крутому склону, след в след. Вдоль крутой стены тянется трос-поручень. М очевидно страдала от большой высоты. Шла еле-еле, молча.

«Фюнденхютте» впечатляет: большая каменная коробка, украшенная красными и белыми шевронами ставень. Как в случае с любой хижиной ШАК, возникает недоумение: зачем строить их на такой верхотуре. Одна чуднее другой – излюбленный прием, чтобы пустить пыль в глаза скалолазам и владельцам соседних хижин. Наша стоит на возвышении посреди ложа ледника, от которого ничего не осталось за исключением скопления глыб льда в самом начале бассейна. По обе стороны хижины ленивыми зигзагами змеится старая конечная морена. Фотографии на стене в столовой показывают, где был ледник Фрюнден в 1902 году – белый язык льда почти доставал до хижины, нависая над ней. Еще четыре снимка, два из них – с воздуха, отслеживали постепенное отступление ледника. Теперь от него остался серо-белый огрызок, застрявший под утесом в низшей части гребня.

Остаток дня М отдыхала. Мне показалось, что она страдает от высоты, и я дала ей таблетки «Диамокс». Позже она сделала несколько звонков по каналу шифрованной связи, который мы для нее выделили. Потом вздремнула и проснулась аккурат к закату. Ярко-розовые вершины на фоне чистого неба, высокие облака на востоке – тоже розовые. М сказала, что не прочь поработать отсюда на телефоне и очень довольна. Хороший признак.

Еще один хороший признак – к вечеру у нее проснулся аппетит. Повара приготовили раклет и рёшти, подав их с салатом и хлебом. За хижиной присматривали супружеская пара средних лет и пара помощников помоложе. Они отвели М в общую спальню, другой здесь не было, то есть отдали ей все матрасное лежбище. М это насмешило. Односпальные матрацы тянулись по всей длине комнаты, на доске вдоль стены проставлены номера – двадцать спальных мест, на каждом – свое пуховое одеяло и подушка. М приняла две таблетки и пожелала всем спокойной ночи. Было 9:10 вечера.