Ким Робинсон - Министерство будущего [litres]

В отношении конкретных физических процессов – таяния арктической мерзлоты, закисления океанов вплоть до уничтожения основ пищевой цепочки морских организмов или быстрого уменьшения антарктического ледяного щита – они безнадежно облажались.

И все-таки люди продолжали отчаянную борьбу. Возможно, министерство по-настоящему отставало лишь в общественной сфере. В любом случае борьба не прекращалась.

Увы, отчаянная борьба шла не только во имя добра, но и против него – за то, чтобы помешать их усилиям, затормозить их. По сути, на Земле обитали группы людей, стремившиеся уничтожить все живое путем всеобщего убийства-суицида. Пока работники министерства шли по протянутому над пропастью канату, находились мерзавцы, стремящиеся запрыгнуть на балансшток и отправить канатоходцев на верную смерть.

– Дураки никогда не переведутся, – заметил Бадим в ответ на очередную жалобу Мэри.

Если бы дело было только в дураках.

– Скоты никогда не переведутся, – ядовито поправила Мэри.

– Сосредоточь внимание на людях, которые ведут борьбу во имя добра. Их неизмеримо больше.

Через месяц после объявления о создании карбон-койна в офисе министерства на Хохштрассе взорвалась бомба.

Это случилось ночью, когда в здании никого не было. Вероятно, тот, кто подложил бомбу, выбрал ночное время намеренно, хотя точно никто не знал. Швейцарские полицейские, сопровождавшие Мэри во время осмотра разрушений, вели себя нервно и настороженно, от прежнего извинительного тона не осталось и следа. Порицание жертвы – одна из ошибок, часто совершаемых стражами порядка.

Ей посоветовали не возражать против усиления полицейской охраны. Нет, не посоветовали – настояли. Вид разгромленных министерских офисов в по-швейцарски солидном, построенном на века каменном здании, дыр в стенах, через которые прохожие могли заглянуть внутрь, каких-то черных ошметков, в которые сотрудники сами могли превратиться, сиди они в своих кабинетах, шокировал Мэри. Поэтому она не стала спорить.

Вскоре выяснилось, что полиция подразумевала не краткосрочную заминку с последующей свободой передвижения под охраной. Нет, отвечавшие за ее охрану предлагали и даже требовали, чтобы она спряталась. Для этого у них неподалеку имелись специальные объекты, убежища и настоящая цитадель в Альпах. Мэри имела право уехать в любое место мира, лишь бы на время скрыться. Министра заверили, что ее жизни угрожает вполне реальная опасность. Возражения не принимались. У Мэри был небольшой выбор по части «где» и никакого выбора по части «а нужно ли».

Покинув Швейцарию, она покинула бы свой штаб. И Цюрих.

Мэри выбрала Альпы.

Негативная реакция на угрозу гибели биосферы отнюдь не редкость. Огорчение, тоска, злость, паника, ощущение вины, отстраненность, депрессия – частая реакция на новости о глобальной климатической катастрофе. Негатив иногда достигает такого накала, что его можно назвать патологией.

Одна из таких реакций, разновидность избегания, получила название «синдром Маски Красной Смерти», по одноименному рассказу Эдгара По. В рассказе группа привилегированных аристократов уединилась в замке, когда в стране свирепствовала чума, и устроила маскарад, чтобы то ли отвлечься, то ли показать свое безразличие или бесстрашие перед ликом судьбы. Каждый зал был освещен пропущенным через разноцветные фильтры светом. Одевшись в домино и маски, гости переходили из зала в зал, танцуя под музыку, поглощая изысканные блюда и все в таком же духе. Откуда ни возьмись появляется молчаливый незнакомец в маске, он проходит через все залы, и в конце читатели с ужасом понимают, что на маскарад собственной персоной пожаловала Смерть.

Синдром сводится к утверждению, что накануне близкого неотвратимого конца не остается ничего, кроме как веселиться, пока еще есть возможность. Танец смерти позднего средневековья – dance macabre по-французски, Totentanz по-немецки – ранний образчик такой реакции, ассоциировавшийся в то время с чумой. Очевидно, он и вдохновил Эдгара По написать рассказ.

Существуют и неоднократно наблюдались еще более крайние патологические реакции на гибель биосферы. Бывает, что люди, чувствующие приближение конца, стремятся ускорить или усугубить его наступление. Они рассуждают так: раз я умру, то пусть весь мир погибнет вместе со мной. Это очевидное проявление нарциссизма получило название «синдром Сумерек богов». Гитлер в последние дни Второй мировой войны – канонический пример такого ответа. К нему нередко примешивается ненависть к окружающим.

Название взято из оперы Вагнера «Сумерки богов», в финале которой древние боги дохристианской нордической мифологии, умирая, уничтожают мир в процессе последнего кровавого самоубийственного аутодафе. Народный перевод на английский по созвучию с немецким словом означает «божье проклятие мира», хотя в немецком оригинале однозначно «Сумерки богов» – германский неологизм скандинавского Рагнарёк.

«Синдром Сумерек богов», как и прочие буйные патологии, чаще возникает у мужчин, чем у женщин. Его нередко интерпретирует как проявление нарциссической ярости. Те, кто ее ощущает, как правило, наделены привилегиями и чувством собственной исключительности, они легко впадают в ярость, когда их лишают привилегий и отказывают в том, что им якобы принадлежит по праву. Когда они сталкиваются с выбором – признать свою ошибку или уничтожить весь мир, – то у них не возникает сомнений: надо разрушить мир, ибо признавать собственные ошибки они не умеют.

Нарцисса пугает даже ночное небо, ибо оно служит доказательством существования мира вне его собственного «я». По этой причине нарциссы не любят выходить за дверь, обитают в мире идей, требуют подчинения и одобрения от всех, с кем контактируют, для них все остальные – либо слуги, либо бесплотные призраки. С приближением смерти они стремятся оставить после себя как можно больше разрушений.

Кое-где проскакивало сравнение капитализма с «Сумерками богов». Такое смещение из области психологии в область социологии не совсем оправданно, а потому выходит за рамки данной статьи. В любом случае оно не нуждается в объяснении.

Дежурный офицер Сибилла Шмидт. Объект Мэри Мерфи принята под охрану 27 июня в 7:00. В мою группу входят Томас, Юрг, Приска и я. Приска постаралась, чтобы М не чувствовала себя неуютно. М явно недовольна.

В разведуправлении некоторые считали, что ее министерство как-то связано с захватом заложников в Давосе, поэтому Юрг сказал Томасу, что М не следовало бы задирать нос. Разумеется, он вел себя с профессиональной вежливостью и говорил это не в присутствии М. Я попросила его впредь держать подобные мысли при себе. Наша группа признана в федеральной службе разведки Швейцарии лучшей в деле оценки внутренних угроз. Разумеется, после давосского инцидента наш отдел жестоко критиковали, некоторые люди подозревали, что мы были как-то связаны с захватчиками либо позволили осаде продолжаться дольше, чем следовало. Покритиковать нас всегда много охотников, особенно среди политиков, которых мы же и охраняем. Нас называют «Spasspolizei» – «кайфоломами», однако, когда припрет, от наших услуг не отказываются. По сравнению с большинством других стран Швейцария очень свободная и безопасная страна.