Михаил Савеличев - Проба на излом [litres]

– Так что ты мне скажешь? – прерывает Дятлов.

– Разлагается твой лейтенант, понимаешь? Гнилой изнутри. Будто несколько недель ходил и гнил, гнил и ходил. Про зомбиев слыхал?

Дятлов встает, достает папиросу.

– На Гаити живут колдуны, которые поднимают из могил мертвяков и заставляют на себя работать. Ну, вроде рабов. И ничего с таким зомбяком не поделаешь – не убьешь, ведь, его еще раз?

Дятлов трясёт коробок, достаёт последнюю спичку, выдвигает крышку, чиркает и прячет огонек от ветра внутри, прикуривает.

– Да, майор, удивляешь ты меня почище, чем твой Иван Иванович. Когда подобное излагаю, людей корежит, что твой нечищенный сапог. Закален ты, видать. Хотя, у вас та еще контора. Без обид только и последующих рапортов на имя моего начальства. А то, понимаешь, им все как на духу, а они… – милиционер покачал головой, угостился папиросиной, затянулся. – Ну, так что? Как будем делить ответственность? Территория наша. Труп ваш.

Дятлов вытягивает из кармана рацию, зубами вытаскивает антенну:

– Смольный, прием…

– Хорошее у вас оборудование, майор, а мы все по старинке, дедовскими методами, – сказал Медведев и крикнул за ограждение: – Михалёв! Тащи акт передачи дела!

И когда толстый и неуклюжий Михалёв подбежал, пыхтя и потея, лейтенант сказал:

– Повезло тебе, Мих Михыч, дома будешь ночь досыпать. Майор трупик с собой забирает.

– Я как врач, – сказал Дятлов. – Меня стесняться не надо. Рассказывай подробно, в деталях.

Оперативный агент Н., под прикрытием – «Нася из Великой Грязи», стоит по стойке смирно. Дятлов лениво переложил исписанные аккуратным, почти детским почерком страницы. Поднял голову:

– Слушаю, слушаю.

– Все, что могу сказать, товарищ майор, изложено в рапортах на ваше имя. Больше добавить нечего.

– Так уж и нечего, – Дятлов извлек из конвертика несколько фотографий. – А что, хорошо получились. Откуда ребенок? Наш?

– Так точно, товарищ майор. Дитя патронажа. Иван Анненков, – Дятлов приподнимает брови. – Привлечен к операции исходя из психологического профиля объекта. Тщательным образом проинструктирован. Каких-либо проколов не допущено.

– И зайца, если долго бить, можно научить спички зажигать, – Дятлов достал папиросу, закурил. – Не хочешь?

– Будет запах, – сказала Н. – Не стоит нарушать легенду.

– В гостях была?

– Да.

– И какие впечатления?

– Нежилое помещение, – оперативный агент позволил себе повести головой, будто застегнутый воротничок чересчур сдавил шею. – Так и не обжитое. Холодное. Психологически холодное, – поправился оперативный агент Н. – Разрешите вопрос, товарищ майор.

Дятлов прошел к окну и устроился на подоконнике в излюбленной позе, покачивая ногой и любуясь начищенным до зеркального блеска сапогом.

– Слушаю.

– Не понимаю цели оперативной разработки объекта, – сказала Н. – Если имеются сомнения в лояльности, то следует вернуть дитя патронажа туда, откуда извлекли.

– У вас возникли сомнения в лояльности? – прищурился Дятлов. – По рапортам этого не заметил.

– Тигра можно выдрессировать выступать в цирке, но он не станет травоядным, товарищ майор.

– Зато дрессированный тигр будет интересен публике, а дрессированная корова – вряд ли. Вы видели в цирке дрессированных коров?

– Я не была в цирке, товарищ майор.

– Ни разу?

– Ни разу, – сказала Н.

– Напрасно, – Дятлов поднял голову, наблюдая как дым от папиросы рассеивается в сквозняке из скверно подогнанных рам. – Напрасно. В наших занятиях очень много схожего. Укрощение, лицедейство, иллюзии. И даже антракт с мороженым и ситро. Рекомендую, рекомендую.

– Слушаюсь, товарищ майор.

– Что касается целей оперативной разработки нашего… хм… товарища, то это, так сказать, проба. Проба на излом путем измерения живого сопротивления.

– Вы не доверяете объекту, товарищ майор, – губы Н. сжались в нитку. Сейчас только великий физиогномист мог признать в ней простушку Насю из несуществующей деревни Великая Грязь. Хотя, почему не существующей? Кто сказал, что поэтические образы менее реальны, чем образы материальные?

– Доверяй, но проверяй, – сказал Дятлов. – Проверяй до тех пор, пока не убедишься, что доверял напрасно. Пробуй на излом до тех пор, пока не сломаешь. Вот суть работы вивисекторов. Через боль и страдание мы делаем из животных людей. А потому ты сделаешь вот что.

Оперативный агент Н. слушала Дятлова, и лицо ее бледнело. Румянец на щеках выцветал. Зрачки расширялись. Тело напрягалось, и лишь мешковатая форма скрадывала это.

Дятлов загасил папиросу в пепельнице, помахал перед собой, разгоняя табачный дым:

– Все ясно? Очень хорошо. Кругом и марш выполнять приказ. Да, и еще… Не вздумай влюбиться. Если мужик мужика – это мужеложство… а как насчет женщина женщину?

– Шутить изволите, товарищ майор?

– Иди работай.

Когда Нася замолкает, а слезы продолжают капать на стол, больше всего хочется ее задушить. Или, на худой конец, схватить за волосы и приложить об стол лицом. Физиономией. Мордой. Но сдерживаюсь. Стискиваю ладони между колен. Пытаюсь найти объяснение. Не оправдание, нет.

Дятлов.

Дятлов заставил.

Дятлов кого хочешь заставит.

Нася – не первая и не последняя. Что она вообще может противопоставить товарищу майору? Отказаться доносить? Тогда немедленный приказ о позорном изгнании из Спецкомитета. Без права на аппеляцию и выходное пособие. И не посмотрят, что у нее Михась на руках.

Слезы все крупнее. Из носа – юшка. Хочется сказать:

– Сопли подбери.

Словно услышав, Нася вытирает нос, смахивает со щек капли.

– Я все ему про нас рассказывала, – заводит по второму разу. Или уже по третьему? Ковыряет рану. Сыплет соль. – Но, ведь… ведь это… ничего?

Только человек может предать того, кого приручил. Она приручила? Или знаю? Знаю с самого начала, что никогда и ни в чем у Дятлова веры не будет? И тогда собственное предательство – никакое не предательство, а самопожертвование? Дятлов этого ждал. Дятлов этого хотел. Как же нарушить его ожидания и хотения?!

Повиновение товарищу Дятлову вовсе не сидит на табуретке и не пускает фальшивые сопли. Повиновение товарищу Дятлову покрыто бурым мехом и щелкает зубами в предвкушении.

Чего ждет? Ведь знает, что знаю, что он знает.

Не размахиваясь бью. Кровь из носа. Ее опрокидывает, но стенка не дает упасть. Слишком крохотная кухонька. Но спасибо и на этом.

Нася скукоживается, зажимает расквашенный нос. Сейчас ей время заголосить. По-бабьи. Но знаю – ничего не сделает. Нет никакой Наси из деревни Великая Грязь.

– Они оставляют следы, – объясняю. – Когда влезают в душу, они забывают внутри много всяческих вещей. В основном грязь. Но копаюсь в ней. Ищу. Иногда нахожу. Кое-что интересное. И полезное.