Михаил Савеличев - Проба на излом [litres]

– Что делаю? Что делаю? – спрашивает она. – Сейчас сюда придут с проверкой и обнаружат, как им лгали. Дятлову, понимаешь? Медведь ты стоеросовый. Самому Дятлову! – Кажется, что заплачет.

Не плачь, девица. Не плачь, красавица. Медведь он хоть и зверь, но в обиду тебя не даст. Растерзает каждого, кто посмеет притронуться. Хоть дятлова, хоть сорокина, хоть рассомахова.

В доказательство шевелюсь, пытаюсь приподнять хотя бы голову. Комната кружится. Хочется зажмуриться, только бы не видеть мельтешение стен.

– Наверное, все уже раскрыли, – пахнет слезами. Солеными. – Делаю ужасные вещи. Предала всех. Всех, кого люблю. А еще страшнее – всех, кого ненавижу. Противно и стыдно. Не расстреливать, а сгноить надо. Заточить обратно в лабораторию. Навсегда. И опыты. Без перерыва только опыты. Какие угодно. Но чтобы больно. И противно. Мерзко. Чтоб железками внутрь. Расширителями. Наизнанку… а может вообще ничего нет… сколько уже не принимала парацельс… или принимала и начался комплекс старшей сестры? Медведь может быть старшей сестрой? Вдруг тебя нет? Мальчика и не было… Только раздвоение сознания… комплекс… парацельс… сур…

Бормотание тише и тише. А мне – лучше и лучше. Кружение вещей замедляется. Тошнота проходит. Появляется ощущение ума. Словно до этого никакого ума не было, и вдруг – на тебе! Как в той книжке про соломенное чучело, которому волшебник вставил в голову мешок с отрубями, перемешанными с иглами, и объявил, будто это мозги.

Сидим в комнате оперативного инструктажа и слушаем оперативный инструктаж. За окнами непроглядная ночь, непогода. Иногда дверь со скрипом открывается, впуская очередную порцию подоспевших, которым не повезло уйти в увольнительную, или кто живёт на квартирах. Оперативный дежурный хмуро кивает, ждет пока новоприбывшие снимут плащи, развесят их на переполненной вешалке и рассядутся на свободные стулья и табуретки. Пользуясь паузой, все усиленно зевают, прикрываясь ладонями, отчего сборище приобретает странный вид.

Оперативный дежурный – целый подполковник Спецкомитета. Жутко законспирированный, наверное, потому как не знаю его имени-отчества, а те, кто заходит в комнату с докладами, называют его товарищем подполковником. Он непрерывно курит, окурки не умещаются в пепельнице.

– На текущий момент известно следующее, – повторяет товарищ подполковник, когда все рассаживаются. – Исчезновение объекта обнаружено в одиннадцать ноль-ноль во время дежурной проверки его наличия на месте пребывания. До одиннадцати тридцати трех проверяющий не подавал сигнала тревоги, поскольку был уверен, что объект не исчез, а изменил место нахождения, что не раз случалось.

Подполковник нахмурился, потер ладонью подбородок. Было видно, что проштрафившемуся проверяющему грозит нешуточное дисциплинарное взыскание. Хотя каждый из сидящих в комнате прекрасно понимал, как все это происходит. Либо на своем опыте в качестве объекта, либо в качестве проверяющего. Никто не желает поднимать тревогу. Поскольку дело яйца выеденного не стоит, и после коротких поисков объект обнаруживается в туалете, на улице, на чердаке, либо вообще под кроватью, куда он залез, решив поиграть в прятки. Объекту, в зависимости от возраста, пола и степени СУРа, делается строгое внушение, обещается лишение компота и шоколада, а то и вовсе выворачиваются уши (не сильно, до первого хныканья). После чего объект укладывается спать, а проверяющий продолжает обход.

Фотография, что висит на планшете, хорошо знакома. С нее хмурится Мишка, подсадной сын Наси. Где ты, Мишка Иванов? Скучаешь ли по своей пропащей фальшивой матери?

– По предварительным данным высока вероятность, что объект вошел в стадию метаморфоза…

В дверь очередной раз стукнули, вошел Дятлов собственной персоной. Поздоровался за руку с товарищем подполковником, оперся руками на стол и склонился к нему, что-то неслышно говоря.

Сразу соображаю о ком он. Раз к операции привлекли Дятлова, он обязательно соберет под крыло всю группу. Наклоняюсь, ухватываю тревожный чемоданчик и перемещаю на колени. Чтобы без промедления выполнять приказы непосредственного начальства. Ожидаю, что товарищ подполковник рявкнет в зевающие ряды: «Группа Дятлова, на выход!», но Дятлов всего лишь поймал взгляд и кивнул на дверь. Вышли тихо, захлопнув оперативный инструктаж на полуфразе:

– А теперь, товарищи, приступим…

– Пошли, – сказал Дятлов и затопал по коридору с такой широтой шага, что приходится почти бежать за ним. – Для тебя особое поручение.

«Кто бы сомневался!» – чуть не вырвалось.

– Есть, товарищ майор, – выдыхаю вместо этого. И позволяю чуть нарушить субординацию: – Какое поручение, товарищ майор?

Он ответил только тогда, когда забрались в теплое нутро уазика.

– Нужен связной на Братскгэсстрое. Ты подходишь лучше всего. Знаешь, что такое Братскгэсстрой?

– Они Братскую ГЭС строили?

– Строили! – хохотнул шофер Леня. Он вел машину к выезду с территории Спецкомитета, осторожно лавируя между крытыми тентом грузовиками. Сидящие внутри солдатики с автоматами между колен щурились от яркого света фар уазика. – Они такого понастроили! Правильно говорю, товарищ майор?

Всегда удивляюсь до странности запанибратским отношениям шофера Лени с Дятловым. С одной стороны, он постоянно при нем, исполняя обязанности скорее ординарца, чем шофера, но с другой, Дятлов как-то особо терпелив к его выходкам. Невзирая на субординацию.

– Есть Спецкомитет и есть Братскгэсстрой, – сказал Дятлов, обернувшись. – И сказать, что второй строит ГЭС все равно, что утверждать будто мы до сих пор занимаемся бомбой. Понятно?

– Понятно, товарищ майор, – отвечаю. Но ничего не понятно.

– Твоя задача – сидеть тихо и держать ухо востро. Ферштейн?

– Так точно, товарищ майор, ферштейн.

Машина тем временем покинула территорию Спецкомитета. Вокруг тянулась тайга, в предрассветном сумраке похожая на темную тучу, внутри которой сверкали фонари патрулей, похожие на отблески далекой грозы. Мелькнул деревянный указатель с надписью «Братск II», и уазик выехал на магистраль, пристроившись между двумя длиннющими лесовозами.

Леня несколько раз пытался обогнать передний, но встречный поток слепил фарами и оглушал гудками.

– Не торопись, – сказал Дятлов. – Время есть.

– Времени нет, товарищ Дятлов, – возразил Леня. – Я тут давеча книжку прочел, про черные дыры. Ученый пишет, там так все притягивается, что время и пространство меняется местами.

– Это как?

– Я, если честно, пока не очень вник. Но, вот, допустим, чтобы попасть из Спецкомитета в Братскгэсстрой, не машина нужна, а часы. Сидим в черной дыре и на циферблат смотрим. Как только время подошло, отворяем дверь и раз – Братскгэсстрой! Или, допустим, назначена у нас встреча через час с товарищем оперативным дежурным. И если будем просто сидеть и ждать пока час пройдет, ничего не получится. Стрелки на часах так и будут на одном месте топтаться. А вот если зад от табурета оторвем, в курилку сходим, оправимся, туда-сюда, глядишь, и к оперативному бежать со всей прыти надо. Такая вот наука, товарищ майор.