Михаил Савеличев - Проба на излом [litres]

Подошла миниатюрная девушка с подносом, на котором стояли два стакана в металлических подстаканниках, какие обычно разносят в поездах, сахарница и вазочка с конфетами «Мишка косолапый».

Иванна с изумлением и страхом смотрела на официантку, словно только сошедшую с поезда дальнего следования.

– Арон Маркович сейчас будет, Иван Иванович, – сказала девушка, расставляя угощение на столе. – Поторопить?

– Он сам кого хочешь поторопит, – сказал Иван Иванович. – Спасибо, Настёна. Угощайся, стрекозиха, – пододвинул конфеты Иванне.

Иванна проводила взглядом Настёну, взяла, развернула бумажку. Прикусила и зажмурилась от неимоверной сладости.

– Налегай, налегай, – ободрил Иван Иванович. – В твоем возрасте сладкое полезно. Голова лучше работает. В Спецкомитете, небось, конфетами не балуют? Все на казенных харчах?

– Спасибо, – сказала Иванна. В горле першило, пришлось отхлебнуть чая. – Что вы хотите? Секретов никаких не знаю. А что знаю, не выдам.

Прозвучало неубедительно. Жалко прозвучало. Поэтому Иванна потянулась за следующей конфетой. Иван Иванович улыбнулся.

– Вот и славно! – Потер ладони, став похожим на паука, готовым сожрать попавшую в сети муху. – Это по-комсомольски. Ты член ВЛКСМ? Или на детей патронажа членство в коммунистическом союзе молодежи не распространяется? А может в партии состоишь?

Иванна покачала головой. Не член и не партийная.

– Да, кстати, ты ведь у нас в первый раз, а значит тебе полагается небольшой презент, – Иван Иванович выдвинул ящик стола, задумчиво в нем покопался, будто колеблясь – что выбрать, затем извлек книжку и подмигнул Иванне. Толстой чернильной ручкой дописал на форзаце и протянул.

Иванна приняла презент.

Г.Уэллс. «Борьба миров».

И даже надпись такая же. Только чернилами добавлено.

Имя и фамилия.

– Полюбуйся, Арон Маркович, – Иван Иванович пожал руку подошедшему человеку и показал на Иванну. – Любопытнейший, доложу я вам, экземпляр.

Человек оглядел Иванну пронзительными карими глазами. Пожевал губами, словно хотел что-то сказать, но промолчал. Достал зажатые подмышкой массивные счеты и положил на стол.

– Когда ты на логарифмическую линейку перейдешь? – усмехнулся Иван Иванович.

– Никогда, – буркнул тот. – Я на этом инструменте, – щелкнул он костяшкой, – быстрее считаю, чем ваша хваленая ЭВМ.

– Какая сегодня отметка в верхнем бьефе?

– Триста шестьдесят, Иван Иванович. Четыреста кубов на каждый водовод. Так что резерв имеется. Отобьемся. Не впервой. Главное, чтобы люди слабины не дали. Выглядит уж больно… – Гиндин покачал головой.

– Жутко?

– Непривычно. Почему медведь?

– Может, на меня намекают? – Иван Иванович подмигнул Иванне. – Помнишь прозвище, какое мне иностранцы дали? Гидромедведь. Опять же, мишка – хозяин тайги. Нет, тут все продумано.

– Они божатся, что их контора ни при чем. Сами, мол, поражены. Готовы сотрудничать.

– Все-таки не зря мы столько сил на Робинзона угрохали. Хоть и сорвался под конец, а все же выстрелило, а, Арон Маркович?

– Он его Фиделю сбагрить хотел, – хмуро сказал Гиндин, – если бы не… так и подох бы в жаре на Кубе.

– А вот, кстати, и связная, – кивнул на Иванну Иван Иванович. – Тезка, представляешь? Иванна. Редкое имя для девушки.

– Назвался груздем, полезай в кузов, – Арон Маркович еще раз пристально оглядел Иванну. – Назвалась Иванной, поезжай к Ивану Ивановичу на именины.

– Что за именины? – удивился Иван Иванович. – Ты о чем?

– Да так, не обращай внимания.

Цокая каблуками, как копытцами, подбежала секретарша:

– Иван Иванович, сообщили, что готовы начать. Ждут вашего приказа.

– Ну, Арон Маркович, даем добро? – Иван Иванович достал очередную сигарету и прикурил.

Гиндин поморщился от дыма.

– Действуем по плану. Другого пути нет.

– Слыхала? – Иван Иванович кивнул секретарше. – Пускай приступают, а мы на наблюдательный пост. Пошли, Арон Маркович? И ты, тезка, бери конфет побольше, пойдем смотреть, что Братскгэсстрой может.

– Иван Иванович, – маленькая секретарша держала трубку засовского телефона. – Генерал Бехтерев хотел с вами…

– Потом, Настёна, потом. Скажи, мол, на охоту пошел… на медведя!

Ветер рвал даже разговор. Если не держаться за поручни, то могло поднять в воздух и унести. Поток вкручивался под плащ, под одежду, цеплялся миллионом колючек за тело. Водная взвесь оседала на лице, и приходилось постоянно утираться, будто под ливнем. Клочья тумана скрывали часть гребня, но тут даже не надо смотреть. Достаточно чувствовать, как сквозь подошвы ботинок пробивает могучая дрожь бетона, сдерживающего неимоверную силу Ангары. Плотина настолько широка, что по ней пролегают железная дорога и автомобильная трасса. Над нами нависает громадой козловой кран с подобранными под самое брюхо крючьями. Невозможно представить как удерживаются на проводах двое высотников, да еще монтируя похожий на сверкающую белую люстру изолятор, составленный из керамических дисков.

– Смотри, смотри, – отечески хлопает по плечу Иван Иванович. – Моща! Стихия! Не чета этим вашим Спецкомитетовским штучкам! Атомная энергия, понимаешь, – он качает огромной, под стать плотине головой. – Здесь – миллионы кубометров воды, миллионы киловатт электричества! Кто супротив выступить посмеет?! Все у нас здесь, – сжимает кулачище и грозит, как кажется, провисавшему над гидроэлектростанцией небу. – Все!

– Что-то ты разошелся, Иваныч, – тихо, но отчетливо произносит Арон Маркович. – Не говори гоп…

Разворачиваю конфету и в рот. Комкаю бумажку и сую в карман, где подаренная книга. Приторно.

– Ты лучше скажи, когда мы его нашли, – говорит Иван Иванович. – Вот ей и скажи. И про петроглифы не забудь. И почему именно это место выбрали для строительства тоже скажи.

Арон Маркович сутулится, поднимает воротник дождевика.

– Так-то, дорогой товарищ Гиндин, забывать не стоит, – говорит Иван Иванович с таким удовлетворением, будто Арон Маркович ему действительно рассказал то, о чем он просит. – Помнить надо, на чем наша славная ГЭС стоит и стоять будет.

– Да помню я, помню, – морщится Гиндин, трёт рукой левую сторону груди, словно сердце кольнуло, но потом запускает под дождевик ладонь и достает пачку сигарет. – Такое разве забудешь… Вот только…

– Чего? – бурчит Иван Иванович.

– Не буди лихо, вот чего.

– Когда берлогу вскрыли, поздно было про лихо думать, – усмехается Иван Иванович. – Не мне тебе говорить. Сам же…

– Сам, сам, – перебивает Гиндин.

Слушаю и ничего не понимаю. Кого нашли? Что за петроглифы? Какая берлога? Хотя… в берлоге спит медведь.

В железной коробке, что висит на площадке, тарахтит. Иван Иванович извлекает их нее огромную железную телефонную трубку с раструбом на месте нижнего микрофона.