Михаил Савеличев - Проба на излом [litres]

То, что случится, следовало назвать катастрофой.

На сцене Володя будет открывать и закрывать рот, но не сможет выдавить из себя ни единого звука. Пальцы будут терзать струны, извлекая не аккорды, а мучительное дребезжание. Взгляд Володи будет прикован к тому месту, где дОлжно сидеть его неотступной музе Ане.

Столичные судьи станут переглядываться, пожимать плечами, пытаться приободрить впавшее в ступор дарование, но у дарования не хватит сил даже на то, чтобы встать, извиниться и убежать со сцены, пока кто-то не догадается опустить занавес милосердия.

Произошедшее, наверное, списали бы на излишнее волнение, переутомление, простуду. Да мало ли какие причины могут помешать талантливому мальчугану успешно выступить. Не он первый, не он последний. Будут еще конкурсы, фестивали, прослушивания, шефские концерты, и рано или поздно успех все равно не минует «советского Робертино». Но в это время в спецотдел штаба Главного командования ГСОВГ поступит подробнейшая инструкция по выявлению детей патронажа и дальнейшему с ними обращению. Инструкция потребует уделять самое пристальное внимание любым происшествиям, в которых окажутся замешаны дети. Поэтому информация о невероятном провале на конкурсном отборе ученика 8-го класса школы № 47 ГСОВГ г. Урсвельд Владимира Дятлова попадет в сводку спецотдела штаба Главного командования ГСОВГ и уйдет в Спецкомитет, а там привлечет внимание кого-то из аналитиков, который красным карандашом поставит напротив скупых строк большой знак вопроса. Машина расследования происшествия будет запущена.

Для Володи вызов в спецотдел части станет пугающей неожиданностью. Вообще, кадровые военные, мягко говоря, не любят спецов, как называют работников спецотделов. Впрочем, ровно так же недолюбливают и офицеров политчасти, полагая и тех, и других дармоедами, нахлебниками, сидящими на шее армии. Конечно, никто подобное в глаза замполиту или спецу никогда не заявит в трезвом уме и твердой памяти, но вот когда ум во время банкетов или посиделок в гаштете теряет трезвость, а память от дрянного шнапса и отличного пива становится не столь твердой, в тесном кружке кадровых офицеров обязательно возникнет неизменно болезненная тема: кого и как ущучил, подцепил, взял на цугундер и вертел на кукане замполит или спец и не пора ли кому из них, а может и всем сразу набить морду, потому как сук надо бить, даже под угрозой выдворения из ГСОВГ в 24 часа туда, куда Макар телят не гонял, например, в Забайкалье или, того хуже, на Хоккайдо.

Володя, конечно, будет краем уха слышать подобные разговоры, и когда отец скажет, что начальник спецотдела 568-го мотострелкового полка желает поговорить с ним по какому-то делу, он не на шутку струхнет. Мало ли какие провинности могут сыскаться за душой четырнадцатилетнего пацана, проживающего на территории, где еще недавно шли ожесточенные бои, где проще простого найти мину, автомат, пистолет, причем вполне пригодные к боевому использованию. И мальчишки, на то они и мальчишки, конечно же, будут искать и находить. И не только в Урсвельде, но и по всей ГСОВГ, что, к сожалению, довольно часто явится причиной чрезвычайных происшествий, в том числе и со смертельным исходом.

Поэтому направляясь в спецотдел Володя будет лихорадочно раздумывать о том, что могут ему предъявить: автомат, который он отыскал в лесу и почти довел до годного к стрельбе состояния, россыпь патронов, собранных во время выездов с классом на стрельбища, что-то еще?

Однако большей неожиданностью для Володи станет то, что спеца, почему-то в мундире с погонами и нашивками майора ВВС, и говорящей фамилией Ежов, будет интересовать причина его столь вопиющего провала в полуфинале конкурса «Победа», о чем Володя вообще будет стараться не вспоминать вплоть до того, что запрячет подальше гитару, и категорически отказываясь выступать где-либо, объясняя это наступившей у «советского Робертино» вслед за его итальянским соперником ломкой голоса. Но еще больше Володя испугается, когда, выслушав его путанные оправдания, майор Ежов начнет задавать вопросы о его музе Ане. Анне Иванович. Черт знает какие мысли пронесутся тогда в голове Володи. Вплоть до того, что его подружка подозревается в шпионаже. Или окажется диверсанткой, засланной в Урсвельд с целью подрыва складов с боеприпасами, а Володя, сам о том не подозревая, должен будет стать ключевым звеном в совершении этого преступления. Как? Каким образом? Он и сам не будет знать, но фантазия помимо воли примется подбрасывать картины одна ужаснее другой.

Наверное, это будет по-человечески понятно – вызванный в спецотдел подросток жутко струсит. На то и спецотдел – наводить страх да искоренять крамолу, как шутили сами спецы. Володя не сможет точно определить причину своего страха, когда в тягостном разговоре, который майор Ежов попытается представить всего лишь доверительной беседой, а самому Дятлову она будет видеться допросом с пристрастием, вдруг возникнет имя Ани. Это будет нечто иррациональное. Словно сам организм взбунтуется против того, чтобы Володя вообще смог произнести ее имя. Горло словно перехватит железный обруч, пот проступит на лбу, в животе закрутит, руки затрясутся.

Дальнейшее в памяти сохранится смутно. Ему станет плохо, очень плохо, все утонет то ли в полубреду, то ли в кошмаре. Единственное, он будет помнить, точнее даже не помнить, а будет в этом уверен – на все вопросы Ежова об Ане Иванович и их странных отношениях он, Володя Дятлов, даст исчерпывающие, как на духу, ответы. Не утаивая физиологических подробностей. Откуда в нем будет жить подобная уверенность? Он и сам не сможет объяснить. А когда выйдет, шатаясь, из спецотдела, присядет на краешек скамейки в курилке, вдохнет свежий воздух пополам с тяжелым запахом скопившихся в урне окурков, то поймет, что больше никогда не увидит Аню.

И еще одно впечатление он вынесет оттуда: впоследствии, много позже этих событий, Володя не сможет отделаться от ощущения, будто его кореш по Высшей школе МГБ Кондратий Хват окажется как две капли воды похожим на майора Ежова…

Но тогда, на скамье в курилке, он напомнит себе героя сказки Погорельского «Черная курица», который под страхом порки выдаст тайну своего друга Чернушки.

Предчувствие Володю не обманет. Ни в этот день, ни в последующие, ни первого сентября, когда начнутся занятия в школе, он Ани Иванович так и не увидит. Он даже не наберется духа спросить: что с ней случилось? Хотя как не ему об это будет знать… Другие ученики не обратят особого внимания на ее исчезновение. Дело, в общем-то, привычное – заканчивается срок службы родителей, и они «заменяются», то есть уезжают обратно в Союз. Не она первая, не она последняя из их класса. Парта Ани долго будет пустовать, напоминая Володе место, откуда вырвали зуб. Здоровый, коренной зуб. Странная ассоциация, конечно.