Алекс Тарн - Хайм

Он уже давно повесил трубку, но я еще долго стоял, остолбенев, не в силах двинуться с места. В ушах эхом звучало мое настоящее, мое хаймовское имя, произнесенное Шварцем со значением, с расстановкой, с точным расчетом на зубодробительный, нокаутирующий эффект. Шварц не должен был знать его, но он знал. Он знал, кто я! И он знал, где я нахожусь в настоящий момент!

Я перебирал в памяти события последних недель, вновь и вновь поражаясь собственной идиотской беспечности. Как будто бы речь шла не обо мне, возведшем осторожность в один из самых главных своих принципов, а о наивном мальчишке, который, увлекшись игрой, забывает обо всем на свете. И ведь нельзя сказать, что не было тревожных звонков: Найт в первый же день нашего знакомства рассказал мне, что некий безвестный хакер торгует моим адресом. Тогда я отреагировал на это известие так, как надо – немедленно подобрал несколько новых площадок, закупил оборудование, подготовился к переезду. Отчего же тогда я застрял здесь, забыв про опасность?

А история со Шварцем? Ну что мне стоило продолжать скармливать ему мелких интернетовских воров и педофилов? По сути дела, я сам вынудил его приступить к розыскам внезапно умолкшего информатора. Я сам вынудил его начать раскопки, и он, конечно же, раскопал все мои секреты – с его-то возможностями это было совсем нетрудно. Ну не глупо ли? Я вполне мог порвать с ним позже, сразу после переезда… Зачем злить такого крупного хищника, когда ты сам пребываешь в столь неустойчивом положении?

– Программер?

Я обернулся: Найт и Постум укоризненно смотрели на меня, стоя в дверях гостиной. Оба уже успели принять ванну и переодеться. Найт осуждающе покачал головой.

– Ты так непременно простудишься.

Переоденься, я вскипячу чай.

– Да-да… – кивнул я. – Вот что, друзья. Мы переезжаем. Немедленно.

– Немедленно? – удивился Постум. – Но мы ведь решили проблему…

Я заставил себя улыбнуться. Незачем пугать их раньше времени. Эти двое были членами моей семьи, моей единственной поддержкой и опорой. Еще несколько часов назад я думал сбежать в одиночку, но сейчас, после вылазки наружу, одна мысль об этом казалась мне дикой. Выйти в эту проклятую слякоть одному? Бр-р…

– Мы решили одну проблему, Постум, но есть еще несколько… – сказал я. – Не волнуйтесь, нам есть куда пойти. Вот переоденусь, попьем чай, и двинемся. Вы пока готовьтесь.

– Но, Программер, это невозможно, – развел руками Найт. – Вся наша верхняя одежда… посмотри на эти пальто! Пока они высохнут… Неужели нельзя подождать до завтра?

– Добежать до такси можно и в свитерах, – возразил я. – А куртки купим по дороге или в аэропорту.

– Ночью? Магазины закрыты. И вообще, это так неожиданно. Выглядит, как… – он поискал точное слово. – Как паника какая-то, честное слово. Нельзя же так срываться…

Я не знал, что ему ответить. Насчет паники Найт попал в самую точку. Я действительно чувствовал себя ужасно – в этой насквозь мокрой одежде, замерзший, усталый, испуганный. Меня начала бить крупная, до зубовного стука, дрожь, хотелось лечь под толстое одеяло, закрыть глаза и забыть о Шварце и о мертвеце на скамейке. Найт подошел и приобнял меня за плечи.

– Пойдем, дружище, пойдем. Я сделаю тебе ванну, согреешься, успокоишься… А потом поговорим, ладно?

Я молча кивнул. Наверно, он прав: во мне и в самом деле говорит паника. День туда, день сюда погоды не сделает. Да и как мы будем смотреться в свитерах в такую погоду? Причем именно сейчас, когда лучше бы не выделяться… Уедем завтра к вечеру. Завтра. Завтра.

Когда я лег в горячую воду, правота Найта показалась мне и вовсе несомненной. Дрожь постепенно унялась, и мысли плавали вразброд, как кони с затонувшей баржи. Ничего, пускай, авось куда-нибудь да выплывут, речка неширока… Мои поблекшие страхи кучкой сброшенной одежды лежали на берегу.

Могла ли я предположить, что всё зайдет настолько далеко? Нет, конечно. Не зря они позвали меня не сразу: как видно, сомневались, что я соглашусь стать их безоговорочным союзником. Одно дело – ухаживать за умирающим человеком, с которым тебя к тому же связывает общее прошлое, и совсем другое – вколоть ему смертельную дозу морфина, а затем под покровом ночи избавляться от трупа, подобно мелким преступникам в комических фильмах про мафию. Но когда попадаешь в круговорот событий, тебя просто затягивает внутрь, и нет времени разбираться в деталях.

Сначала я не на шутку увлеклась идеей Программера и прилежно исполняла все, что от меня требовалось: отвечала на бесконечные анкеты, круглосуточно сидела в Хайме, опутанная проводами и датчиками, обсуждала с Найтом черты и качества наших программных клонов. Они действительно получались необыкновенно точными; честно говоря, они выглядели более похожими на нас, чем мы сами. Ведь люди время от времени могут отчебучить какую-нибудь совершенно нехарактерную глупость. Бывает, что другие смотрят на человека и качают головой: мол, это совсем не он; мол, этот никогда бы такого не учудил.

Я сказала Программеру, что чрезмерная точность является не достоинством, а недостатком. Что реальные люди непредсказуемы, и в этом иногда заключается их главная прелесть. Он улыбнулся:

– Ты так думаешь? На самом деле я могу запрограммировать и эту твою любимую непредсказуемость. Потому что реально она простирается не так уж далеко и не так уж непредсказуема. Сейчас мне важно добиться полного сходства, но на финальном этапе я непременно добавлю и немного так называемой неопределенности. Поверь, если разобраться, эти якобы невероятные выходки всегда довольно логичны и кажутся дикими лишь на первый взгляд.

Что ж, я поверила и этому. Да и отчего было не поверить: результаты говорили сами за себя! В горячке работы я даже не обратила внимания на ухудшение состояния Трай. Дико, не правда ли: ведь я приехала сюда только ради нее! Но – дико только на первый взгляд, в точном соответствии со словами Программера. А вот если разобраться… Если разобраться, то ничего удивительного: меня, профессионального фотографа, всегда остро волновал вопрос соответствия копии оригиналу. Ведь и я рассуждала о точности тайминга, о характерной непредсказуемости, о том, в конце концов, что мои снимки дают иллюзию победы над смертью. В этом смысле мы с Программером были коллегами! С одной разницей: он действительно добился того, о чем мне приходилось лишь мечтать. Он добился этой победы. Реально добился.

В последние свои дни снаружист Трай практически не входил в систему, но я не ощущал никакой разницы! Никакой – как я ни старался высмотреть что-либо неестественное, искусственное, чужое! В Хайме действовала ровно та же самая Трай, моя любимая мама, – во всей тонкости и едва уловимом шарме своей неповторимой личности. Я узнавал ее во всем, в каждой черточке поведения, в самой мелкой реакции, реплике, предпочтении, отказе. В ней не чувствовалось ничего такого, что можно было бы назвать механической, застывшей, роботоподобной похожестью: со мной разговаривала, играла, жила именно Трай, Трай, а не ее клон!