Антон Мухин - ЭМАС

— Расскажите, любезный Александр Васильевич, — прервал рассказ Герасимова, в общих чертах ему известный, Столыпин, — о коммуникациях членов отряда посредством ЭМАСа?

— По донесениям агентов, коммуникации осуществляются довольно открыто, в нешифрованном виде, за исключением, разумеется, упоминания определенных слов. Думаю, для суда это будет достаточно красноречивым доказательством. Но самими электрограммами мы не располагаем, так как, в целях сохранения секретности, не запрашивали их в ПТА. Однако, полагаю, это не составит труда, если таково будет желание вашего высокопревосходительства.

— Нет-нет, секретность — превыше всего, нельзя посвящать в это дело неопределенный круг лиц из ПТА, — улыбнулся Столыпин.

Он поднялся и близко подошел к Герасимову. Начальник охранного отделения был, безусловно, преданным ему человеком. И всё-таки министр секунду колебался. Даже не в надежности Герасимова было дело, а в цене — человеческой жизни. Столыпин стрался быть гуманным. Но, с другой стороны, за высокие цели нужно платить высокие цены. А цель была высока — предотвратить появление дестабилизирующего элемента, который один Бог знает, к каким последствиям может привести. Да и значение министра Ларова не следовало переоценивать.

— Нам, Александр Васильевич, нужно, — сказал Столыпин вполголоса, — чтобы означенные террористы были арестованы не до совершения ими этого ужасного преступления, а после.

Герасимов был столь деликатен, что не позволил себе даже понимающей заговорческой ухмылки, которая поставила бы его на один уровень с шефом. Он только наклонил голову и также тихо сказал:

— Как будет угодно вашему высокопревосходительству.

Умение подбирать людей — одно из главных качеств хорошего руководителя, и Столыпин, безусловно, им обладал.

Он посмотрел на лежащее у него на столе письмо ПТА, подписанное красивой размашистой подписью Ламкерта. Понимал бы этот дурак, под чем подписывается. Конечно, можно было бы и не доводить дело до убийства Ларова, но эффект тогда будет совсем не тот: общество извлекает уроки из ошибок тем лучше, чем печальнее у них последствия.

Сообразуясь с правилами конспирации, за несколько дней до назначенного убийства министра просвещения члены Петроградского боевого отряда разными путями покинули город. Это необходимо было сделать для того, чтобы сбить со следа полицию, если она вдруг за кем-то уже следила и, кроме того, чтобы подготовить сами бомбы.

Фауст уехал в Гельсингфорс, где с помощью финских товарищей соберет снаряды и потом без запалов привезет их в Петроград. Он остановится в меблированных комнатах Вассоевич на Гулярной улице в доме 7 и к 21 августа приведет их в боевую готовность. Янек, Бартоломей, Шулякова и Ольга заберут их у него рано утром и займут свои места по дороге Ларова от здания министерства на Чернышёвой площади до самого вокзала. Автомобиль министра выедет на Фонтанку и поедет до Введенского канала. Там на повороте он притормозит и, если до этого не будет взорван бомбой Ольги, его достанут Янек и Шулякова.

Ольга жила на Выборгской стороне и до Варшавского вокзала ей быстрее всего было добраться по линии воздушной железной дороги. Но она предпочла ехать на трамвае № 13 через весь город. В ранний час вагон был пустым, она сидела одна на деревянной скамейке и переживала совершенно неожиданные для себя ощущения.

Ольга родилась в этом городе, жила с родителями на Васильевском острове и каждую весну ехала оттуда на таком же трамвае на этот же Варшавский вокзал, откуда поезд вёз их в Мартышкино, где до осени снималась дача. Родители и сейчас живут в большом доме со швейцаром и подъёмной машиной, но Ольги там больше нет. Пять лет назад она ушла, решив начать самостоятельную жизнь, нанялась машинисткой и сняла квартирку на окраинной Выборгской стороне.

Трамвай дребезжал стеклами на стыках рельс, ленивые дворники поливали пыльную мостовую из шлангов, уже начали падать первые желтые листья. Девушка вспоминала, как любила возвращаться в это время с дачи в город, запах городской сырости. Но теперь Ольга прощалась с городом, потому что вернется в него уже совсем другой. Щемило сердце. И ведь можно было сойти с трамвая, он как раз сейчас остановится у Биржевого моста, и вернуться к родителям, и уехать за границу переждать, пока отец-полковник, седой усатый добряк, через своих сослуживцев по Преображенскому полку решит все дела, и вернуться, и быть с этим городом, который она так любила. Но нельзя, жребий брошен. Вокзал — возвращение — бомба и смерть — сразу или через неделю-другую на виселице.

«Зачем ты едешь? Представь, как отец будет читать о тебе в газетах. Нет, так поступают лучшие люди, и если еще можно было отказаться до того, как попасть в их число, то теперь-то уж, конечно, нет».

Трамвай дребезжал по Измайловскому. Где-то здесь Сазонов кидал бомбу в Плеве. В окнах мелькали реклама, люди, автомобили и лошади, будки ЭМАСа на каждом углу и хвосты перед ними. Она смотрела на людей в хвостах, ждущих своей очереди, чтобы сообщить знакомым: я купил новый галстук у Кнопа. Или: был на выставке «Бубнового валета», не понравилось. Или: Ляля поступила в первый класс прогимназии. Или вообще какую-нибудь выдуманную ими чушь. И будут жить еще долго. А её жизнь будет короткой, но лучше длинных бессмысленных.

Покидая довольно спонтанно, после очередной ссоры, родительский дом, она думала освоиться и поступить в медицинский институт или на Бестужевские курсы.

Пока Ольга жила одна, радуясь новой самостоятельной жизни. Она просыпалась рано, с фабричными гудками, и смотрела, как дымы застилают небо, смешиваясь с тучами. Всё было так не похоже на родной чопорный Васильевский остров! Получив свободу, она не помышляла о борьбе за права еще кого-то и жила в своё удовольствие. Появились друзья и подруги, они приходили к ней на квартиру. Заработка ей хватало, тем более что (но в этом она ни за что бы не призналась) отношения с родителями довольно скоро восстановились, и те не оставляли дочь своей заботой.

Политические разговоры заводили в основном молодые люди, а барышни слушали, глядя на них влюбленными глазами. Но потом в компании появился Фауст, которого она сначала знала просто как Мишу Павлюченко, и всё в её жизни встало с ног на голову. Он, в отличие от прочих, не говорил пламенных речей и всё больше помалкивал. Этот молчаливый человек с добрым, немного детским лицом, бородой и большими руками заинтересовал Ольгу, и кто-то шепнул, что Павлюченко кого-то убил. Это не отвратило её, наоборот, его видимые серьезность и надежность получили фактическое подтверждение. И если убил — то какого-то подлеца, потому что такой добрый и чистый человек, понятно, не может сделать ничего плохого. В нём было что-то от отца, не её родного отца — человека со всех сторон положительного, но видевшего в ней ребенка. А другого, кто заботливо, но по-взрослому ведет за руку.