Тимур Максютов - Чешуя ангела [litres]

Так погибла Золотая Орда, так воцарилась справедливость, так разрушился союз наследников Чингисхана, не успев родиться.

Так проиграла Великая Степь.

Железная дорога Ленинабад – Ташкент, июнь 1941

– И она проиграла бы при любом исходе битвы, – сказал Рамиль. – Гигантская трагедия случилась пять с половиной веков назад на берегу кавказской реки. Представьте себе, дружище, что произошло бы, если бы Тохтамыш и Тимур помирились, если бы полумиллионная армия степняков, объединившись, пошла туда, куда должна была?

– А куда она должна была пойти? – удивился комиссар.

Рамиль покачал головой:

– Ну как же, дружище, я битых три часа читаю вам лекцию, а вы так ничего и не поняли? На Запад! Конечно, на Запад, куда же ещё? Завершить начатое Чингисханом, а до него – Аттилой, а прежде – неведомым числом безымянных вождей. Исполнить предназначение, сбросить Европу в Атлантический океан, дабы воцарилась истинная Пустота.

Комиссар выглядел растерянным. Поглядел в окно, за которым пыльный однообразный пейзаж наконец сменился хлопковыми полями и жирной зеленью, пробормотал:

– Ваше преклонение перед пустотой похоже на какой-то древний дохристианский культ, честное слово…

– Вы вправду ничего не поняли, дружище. Ну о каком культе вы говорите? Любая религия есть выражение растерянности человеческого разума, отражение его неспособности понять суть мира. А суть состоит в том, что Вселенная стремится к пустоте и покою. Пустота есть не дурацкий божок в красном углу крестьянской хижины, не деревянный идол и даже не природная стихия, беспокойное проявление мировой диспропорции; Пустота и есть Вселенная, и она своё возьмёт рано или поздно, но лучше рано и с нашей помощью, потому что нет высшего предназначения, чем служба мирозданию.

– Ну хорошо. А какая связь между нашим Советским Союзом и этой историей про давно забытую битву?

Рамиль ударил кулаком по столику: подпрыгнули стаканы, всхрапнули, просыпаясь конвойные.

– Нет, вы определённо издеваетесь, дружище! Включите голову, хоть на минуту, это же не сложнее вашего учебника по партийно-политической работе в РККА. Смотрите: откуда родом Великий Эмир Тамерлан?

– Откуда-то из Средней Азии.

– Из Советского Узбекистана он родом, из Шахризабского райцентра. Тохтамыш имеет прямое отношение к социалистическому Татарстану. А описанная выше битва происходила на территории нынешней Чечено-Ингушской автономной республики. Теперь понятно? Степная империя возродилась в двадцатом веке, только сейчас она называется СССР. И цель у проекта «Русазия» одна: довести до конца начатое тысячелетия назад, привести Степь к победе над Океаном. Ясно теперь?

– Теперь ясно, – пробормотал комиссар, отводя взгляд. – Эксклюзивность какая, право слово. Неясно только, что на этот счёт думает Центральный комитет Всесоюзной партии большевиков и как это связано с Мировой революцией.

Рамиль набрал было воздуха для ответа, но в дверь поскреблись, проводник-узбек испуганно заглянул в купе и сказал:

– Подъезжаем, уважаемые! Самарканд, ваша станция.

Самарканд, 22 июня 1941

– Добро пожаловать в древнюю Согдиану, дружище. Вот она, столица Тамерлана.

Комиссар крутил головой, ошеломлённый валом запахов и звуков; по перрону металась толпа аборигенов в полосатых халатах, с мешками на плечах; проводник купейного приобрёл вид грозного ифрита у ворот сокровищницы и презрительными жестами отправлял соплеменников к другим вагонам, попроще.

Комиссар снял пиджак, повесил на согнутую руку, пожаловался:

– Ну и жарища! Все пятьдесят градусов, пожалуй. Финны практикуют сухую баню, сауна называется, вот там примерно такая же фантасмагория. В Сталинабаде прохладнее было.

– Привыкайте, дружище.

Молодой узбек, почему-то в украинской вышиванке под льняным пиджаком, подскочил, затараторил:

– Товарищ Аждахов, приветствую! Как доехали? А мы уж вас заждались, у Герасимова такие новости, удивитесь! Ну, пойдёмте же скорей, авто ждёт.

Погрузились в открытый «паккард», запылённый, огромный, в пятнах ржавчины на зелёной шкуре. Конвойные примостились на откидных сидениях и вновь задремали. Комиссар ахал, таращась на голубые купола, на улицы, заполненные вперемешку полуторками, мотоциклистами, ишаками и скрипучими арбами; сопровождающий продолжал тараторить, не давая приезжим и слово вставить:

– Такое творится, вы не представляете! Как вашу записку, товарищ Аждахов, прочли в Москве, так завертелось, что ни день – циркуляр телеграфом, а то и лично снисходят, самолётом! Экспедиция товарища Кары-Ниязова уже неделю здесь, поначалу взялись за могилы сыновей Улугбека, потом вскрыли усыпальницы сыновей Тимура. Товарища Герасимова аж трясёт, глаза горят. Охвачен, так сказать, азартом исследователя. И всех подгоняет, то фотоплёнка ему не та, то лебёдку заменить, я уже с ног…

Рамиль внезапно побледнел, схватил брюнета за рукав:

– Подождите, я же просил: без меня ничего не предпринимать.

– …с ног, говорю, сбился. Ох, о чём вы, товарищ Аждахов, тут уж никому не остановить, взялись по-нашему, по-стахановски! Кстати, вам привет передавал Илья Самуилович.

– Какой ещё Илья?

– Горский. Не помните? Странно. Говорил, что ваш соратник по таджикской экспедиции. Он зимой гостил, интереснейший образец памирской фауны демонстрировал, пытался получить помощь, да с палеонтологами у нас беда, не водятся. Так и повёз к себе в Ленинград.

Рамиль ухватил брюнета за грудки и принялся трясти с такой страстью, что проснулась охрана.

– Вы тут наворотили дел, смотрю! Кто пустил Горского, да ещё с этим драконовым ублюдком?! Почему начали работы по вскрытию могил без моего участия? Отвечай, куток боши!

Конвойный очнулся:

– Заключённый, прекратите нарушать. Отпусти, говорю, гражданина, а то сейчас наганом по башке!

– Заткнись, – прошипел так, что конвойный скис.

Рамиль, побелевший как ледник, встал с сидения, навис над перепуганным брюнетом:

– Только не говори, что и до гробницы Тамерлана добрались. Не молчи, скотина! Ну?

Брюнет вжался в сидение, сучил ногами, пытался отползти, да было некуда. Проблеял:

– Так уже. Позавчера ещё.

Рамиль запрокинул голову и завыл, словно ледяной ветер над Памиром; шофёр вздрогнул и нажал на педаль тормоза, качнулись и гулко стукнулись друг о друга головы конвоиров.

Машина стояла на центральной улице Самарканда, к ней уже бежал постовой в белом шлеме, а Рамиль всё выл.

Так, что приседали от ужаса гордые верблюды.

Город, зима

– Тук. Тук. Тук.

Метроном стучит размеренно, успокаивает: всё в порядке, граждане.