Тимур Максютов - Чешуя ангела [litres]

Господин Уссипоэг довольно хихикает: ему нравится шутка про праздник.

Русский озирается: кабинет хозяина чистенький, аккуратненький, как вся эта маленькая страна. Русскому здесь неуютно, тесно.

– Комплектность поставки полная?

– А как же! – всплескивает красивыми маленькими руками господин Уссипоэг. – Тут Европа, тут принято исполнять контрактные обязательства в срок и согласно списку. Вот, посмотрите: автоматов АК-74 тридцать два, пулемётов три, снайперских винтовок четыре, гранатомётов одноразовых десять…

– Верю, – хмуро говорит старший.

– Если позволите, я закончу. Патроны пять сорок пять – четыре коробочки, винтовые патроны – четыре коробочки, гранаты…

– Не коробочки, а цинки. И не винтовые, а винтовочные.

– Что?

– Патроны, говорю, винтовочные, семь шестьдесят два. Ладно, хватит, я вам верю.

– То есть вы не хотите, чтобы я говорил продолжительно? Ладно, вот список. А вот карта. Для вашего мугавус, приятности, пометки написаны на русском языке.

Старший берёт глянцевый лист, кладёт на стол, водит пальцем.

– Ага, вижу. Вот полицейский участок, это мэрия, это железнодорожная станция.

– Да-да. А тут красненькое, микрорайон шахтёров, Ласна. Ваша, так говорить, васа.

– Что?! Ваза?

– Я хотеть говорил «пэ», паса.

– База?

– Та-та. Паса. Там всё созрелое, люди без работы, без гражданства, всё рухает, только вспыхнуть.

Русский складывает карту, прячет за пазуху. Господин Уссипоэг потирает ручки, жмурится, как толстенький кот на солнышке, словно представляет, как «всё вспыхнуть» и очень радуется этому.

Русский смотрит в окно на чистую тихую улочку: марципановая старушка ведёт на поводке трёх очень воспитанных джек-расселов. Он видит, как старушка падает с разбитой головой, собачки рвутся с поводков и скулят, а вокруг пылают раскрашенные весёленьким пряничные домики. Русский вздрагивает.

– Вы словно радуетесь тому, что всё рушится и вспыхивает.

– О да, конечно. Я всегда радоваюсь, когда хорошо делаю контракт, наш общий знакомый будет испытать удовольствие. Ну что же, отметим приступление к празднику?

Господин Уссипоэг достаёт пыльную бутылку, любуется этикеткой, наливает на донышко, вопросительно смотрит на гостя.

– Давай, давай, чего его нюхать, его пить надо.

Господин Уссипоэг доливает до половины, гость хватает стакан, выпивает, бьёт донышком о полировку, словно ставит печать.

– Давай, наливай.

Господин Уссипоэг вновь наливает и говорит:

– Отдыхайте, я отойду по делам.

Господин Уссипоэг улыбается, выходит из кабинета, аккуратно прикрывает дверь. Спускается по лестнице, внизу ждёт двухметровый блондин, командир отряда самообороны.

– Всё в порядке, херр Уссипоэг. Были гости, купили два рюкзака. Проследили, они уже в санатории.

– Отлично, отлично, Имре. Ну что, сынок, ты готов? А твои люди? Вот и молодец, сынок. Родина ждёт от вас мужественности и выдержки. Республика сто лет сражается за независимость, будьте достойны памяти павших борцов. Удачи, сынок!

– Спасибо, херр Уссипоэг. Выступаем в два часа ночи.

Вернувшихся из посёлка гонцов встретили радостным рёвом, так лежбище сивучей приветствует косяк сельди. В баре стащили в кучу столики, несмотря на робкие протесты персонала. Вывалили рюкзаки: запаянные фольгой пластиковые стаканчики раскатились по столешницам. Веснушчатый с Кировского взвился:

– Вы чё, тормоза, на хрена два рюкзака йогурта приволокли?

– Сам ты йогурт. Это самое забористое и дешёвое пойло, и посуды не надо.

Веснушчатый надорвал крышку, понюхал, глотнул, повеселел:

– Покатит!

Отец сказал:

– У нас в девяностые такие на каждом углу продавали, даже в киосках Союзпечати. Символ индивидуализма, пол-литра троих требует, а тут в одну харю, верный путь в социофобы. А ещё раньше маленькие бутылочки «чекушки» назывались.

– Чекушка – бестолковая дочка чекиста. Вздрогнем, мужчины!

Разобрали стаканчики, выпили по первой за удачу, после за успех акции, потом встали, молча выпили в третий раз. Зашумели, заговорили, закурили прямо в баре; за стойкой уронили и лениво пинали упрямого бармена. Веснушчатый пристал к Максу:

– Чего морщишься? Чего ты этот стакан греешь? Не отделяйся от коллектива.

– Да не люблю я…

– Посмотрите на него, пацаны! Рожу кривит, водку не хочет с нами пить. Гнилой ты, Макс, чужой, хрен знает, что у тебя в башке. Дай ножик, Отец, сейчас башку ему оттяпаем да поглядим.

Макс отступил, прижался спиной к стенке, в голове зазвенела пустота. Отец неожиданно вступился:

– Не дам пчак, свой надо иметь. И вообще, отстань от убогого.

– За кого ты вписываешься, Отец, за чмо? Игрун, всё в стрелялки гамает. И выступает ещё: мол, эм-шестнадцать лучше калаша. Ты в руках её держал, эту эм-шестнадцать? Подстилка ты американская, тьфу! Думаешь, завтра понесётся, так ты сохранишься и перезагрузишься? Да хрен там, игрун, не перезагрузишься. Видал я этих геймеров в ДНР: на понтах, от бедра очередями, бахнет разок, тапочки в стороны, и ручонками сучит, кнопку «резет» ищет. Отец, дай я ему врежу.

– Успокойся, сказал.

Веснушчатый сплюнул, отошёл. Отец похлопал Макса по плечу:

– Не ссы, в обиду не дам. Говорю, поближе ко мне держись, сынок. Папка-то есть у тебя или маманя одна растила? Ага, я же вижу, у меня глаз-ватерпас. Ну вот, считай, теперь я тебе папка.

Максу от этих слов стало тепло, глаза заморгали. Сбежал на улицу, чтобы не разреветься при всех, стрельнул сигарету, затянулся, закашлялся.

Подъехало такси, вышел старший. Услышал рёв из холла, подскочил, схватил Макса за грудки:

– Вы чего творите, придурки? Сказал же, сидите тихо, хотите, чтобы кураты полицию вызвали? Ну, чего блеешь? А, что с тебя взять, с убоища.

Ударил в лицо, Макс на ногах не устоял, упал в кусты, но вставать не спешил – лежал, размазывая кровь по лицу, слушал матерные раскаты старшего и неуверенный бубнёж в ответ. Потом всё стихло, на крыльцо вышли старший и Отец, вспыхнули огоньки сигарет.

– Ладно, они салаги безмозглые, но ты-то куда смотрел, – тихо говорил старший. – Где они синьку достали?

– Хрен его знает, может, с собой протащили, плохо проверили. Ладно, не кипишуй, проспятся.

– Утром привезут стволы, начинаем, а тут такая подстава. Ладно, бабки есть, раздал чухонцам, чтобы не пожаловались в полицию. Но ответственность на тебе. Ты допустил бардак, ты и будешь отвечать.

– Да хватит кудахтать, отлюбись от меня.

– Ты как с командиром разговариваешь?! Вот доложу Аждахову…

– Говно ты, а не командир.

– Что?!

– Хлебало, говорю, завали, не то вафля влетит. Я командиров видел, тебе не чета. Того же Аждахова сорок лет знаю, с Афгана. Что зеньки вылупил? А ты думал, тебя одного отправят на ответственное дело, без подстраховки? Считай, я тут смотрящий, а ты так, для мебели.