Тимур Максютов - Чешуя ангела [litres]

– Я придумала, что должен сделать дракончик, чтобы полететь: нужно выдрать чешуйки, тогда вместо них вырастут пёрышки для крыльев. Только это, наверное, больно.

– Я знаю. Очень больно.

Я целую Настю в волосы, они пахнут солнцем. Смотрю на Елизавету:

– Почему ты решила, что я поеду к Акселю?

– Потому что Игорь похищен, и его обменяют только на вас.

За окном, заглушая всё, ревёт сирена, мы бросаемся к окну.

По улице прёт колонна зелёных бронетранспортёров, впереди – могучий танк. Стены корабля дрожат.

Граница с Идамаа, осень

Рыбацкий баркас пыхтел дизелем, на корме трепетал чёрно-синий флажок; пограничник опустил бинокль и выругался.

– Оборзели чухонцы, им что, своей ряпушки мало, какого хрена к нашему берегу лезут? Пять километров, не больше. А, товарищ сержант?

– Имеют право по договору о совместном экономическом использовании акватории. Это корыто тут через день ползает.

Баркас протарахтел за мыс, скрылся из глаз. Шкипер вежливо вынул обгрызенную трубку изо рта:

– Слепая зона, господин Уссипоэг, русские радары здесь не берут.

– К чёрту имена, – прошипел господин Уссипоэг. – Лодку на воду.

Темнело быстро. В резиновую лодку спустились шестеро в полной экипировке. Командир группы, двухметровый блондин, спохватился, принялся сдирать шеврон «Kilpliit» с рукава, но господин Уссипоэг ласково положил мягкую ладошку на плечо гиганта:

– Не надо, Имре. Нам нечего стесняться, мы сражаемся за язык предков, за свою свободу, за всю Европу. Удачи, сынок!

Разобрали короткие вёсла, принялись грести. На фоне темнеющего неба долго был виден силуэт господина Уссипоэга с поднятой рукой.

Когда до берега оставалась сотня метров, Имре встал, балансируя на широко расставленных ногах. Увидел сигнальные огни, прошептал:

– Вон! Красный и белый, туда.

Песок сердито скрипел под берцами. Встречающий появился внезапно, словно ночной призрак, Имре выхватил пистолет, навёл.

– Тихо, тихо, горячий неместный парень.

Имре выдохнул с облегчением, сунул «глок» в нагрудную кобуру.

– Неплохо пы насвать пароль и выслусать отсыв.

Встречающий хмыкнул:

– Боевиков насмотрелся? В жопу шпионские игры. От вашей лодки за двести метров шум и вонь одеколона, вы что, на танцульки собрались? Европейцы хреновы.

Имре смущённо улыбнулся:

– И я pa-ад тепя видеть, Оте-ес.

– Ну-ну, сынок нашёлся, давай ещё в дёсны жахаться, у вас там с этим просто. Вот подогнали напарника, хоть за мылом не нагибайся.

– Сачем са мылом? – удивился Имре.

– Проехали. Давайте быстрее, скоро пограничный наряд пойдёт.

Лодку притопили, трос спрятали в камнях. Наломали веников, замели следы на песке.

На лесной дороге ждал фургон, Отец сел за руль. Шатало на ухабах, бойцы упирались ногами, Имре, тихо ругаясь, сполз с лавки на пол, чтобы не разбить голову о низкий потолок. Отец обернулся:

– Сейчас пост будет, сидеть тихо. Вон, брезент возьмите, накройтесь.

Брезент несусветно вонял соляркой и тухлой рыбой, Имре дышал через рот, бойцы сжимали автоматы со снятыми предохранителями, потели. Скрипнули тормоза, качнуло.

– Осветить лицо! А, это ты? Привет ветеранам!

– И тебе не хворать!

– Как рыбалка?

– Считай, никак. Десяток плотвичек да судак на полкило.

– В следующий раз повезёт. Проезжай.

Когда выбрались на трассу, Имре скинул брезент, поставил на предохранитель автомат, выдохнул. Сказал:

– Пардак. Посему не смотрели ауто?

– Потому что у меня пропуск в погранзону самим Аждаховым подписан.

– Большой человек этот Асдахов.

– Великий.

Имре подумал, тихо рассмеялся. Отец обернулся через плечо:

– Э-э, держи себя в руках. Чего ржёшь, башня съехала? Не рановато? До начала операции отставить неврологию.

– Просто тебя совут Отес, по-нашему Иса. И свою страну Идамаа мы иногда насываем Исамаа, страна отсов.

Отец хмыкнул:

– Так и мы свою вроде Отечеством называем. Всё, расслабьтесь, теперь до Соснового Бора не остановят.

Имре вновь перебрался на лавку, опёрся затылком о стенку, задремал. Вздрагивал, просыпался, сжимал автомат, смотрел через плечо Отца на выхваченную фарами дорогу, вновь прикрывал глаза, видел смеющуюся Марту, сползающую с пухлого плеча бретельку, руки папы, чинящие ломающуюся от соли рыбацкую сеть, слышал грубый русский мат дедушки, высланного в сороковом в Сибирь и вернувшегося только в шестидесятых. Вновь затрясло на ухабах: фургон съехал на лесную тропу, принялся переваливаться с боку на бок. Имре понял: скоро. Затрясло, холодные струйки побежали по спине. Наклонился вперёд, спросил:

– Толго ещё?

– Не торопись, а то успеешь.

– Всрывчатка готоффа?

– Не переживай, сынок. Взрывчатки полно, на всех хватит.

Отец остановил машину. Имре напрягся, подтянул автомат:

– Сто тако-ое?

– Не дёргайся, схожу отолью.

Тихо ворчал двигатель на холостых, журчал струёй Отец, где-то далеко кричала ночная птица, словно оплакивала кого-то. Отец вернулся, со скрипом сдвинул боковую дверь:

– Осталось полкилометра. Тол заберём у объекта, всё по плану. Начинайте срать в штаны.

Имре через силу улыбнулся. Отец сказал:

– Это на удачу, сынки.

И принялся закрывать дверь. Скрип не заглушил глухой стук. Имре вздрогнул:

– Ты что-то уронил, Отец.

Отец не ответил. Имре наклонился, нащупал ребристое яблоко, поднял. Пригляделся, понял, распахнул рот, но закричать не успел.

Когда перестали сыпаться обломки, Отец выбрался из кювета, отряхнул с куртки веточки. Посмотрел на пылающий фургон, проворчал:

– Вот не люблю я эти приблуды. Ножиком надёжнее и тише. Так, братище?

И погладил рукоять пчака.

Шёл по лесу легко, уверенно, словно по своей квартире. Когда пламя перестало метаться меж деревьями, достал мобильный, набрал по памяти номер, сообщил:

– Всё в порядке, Рамиль Фарухович, шпроты съедены. Выдвигаюсь на точку.

Подсветил фонариком, выковырял симку, разломал, раздавил каблуком телефон. Неслышно пошагал через дальше, нагибаясь под невидимыми в темноте ветками, улыбаясь: какая по счёту успешная операция, тринадцатая? Но первую, как первую женщину, помнишь всю жизнь. Хорошо тогда в кишлаке получилось. Даже отлично.

Особняк Акселя, осень

– Плохо выглядишь, Игорёк, а ведь и суток не прошло. Все вы такие: хорохоритесь, а как на киче чуток попаритесь, так всё, скисли.

Игорь дёрнул подбородком, сказал:

– Я не буду сейчас требовать объяснений, не буду говорить о том, что похищение человека – тяжкое преступление. Я понимаю, что вас никакие статьи Уголовного кодекса не остановят.

– Правильно понимаешь, – улыбнулся Аксель.

– Тем не менее, я благодарен за то, что вы согласились меня выслушать с глазу на глаз. Я хочу вам объяснить: вы зря верите Рамилю, он вас обманывает.