Тимур Максютов - Чешуя ангела [litres]

Вечером уцелевшие, покидая дымящиеся развалины, обнаружили за разрушенным дувалом обугленное тело, облачённое в светлый плащ, какой носят европейцы; выглядело это странно, будто сначала человека сожгли, а уже потом завернули в белую одежду, как в саван. Человек вдруг очнулся и застонал; Исмаил, неловко прижимая к животу флягу покалеченной рукой, второй рукой выдернул пробку, дал ему напиться и велел двум юношам сделать носилки из обгоревших слег и рогожи.

Исмаил вёл остатки своего племени на восток, к перевалу. Он ни разу не оглянулся на чёрные руины, бывшие когда-то кишлаком Бахоризуммурад.

Особняк Акселя, осень

Игорь закончил рассказ.

Аксель скривил рот, пробормотал:

– Немыслимо.

Игорь подхватил:

– Да, Семён Семёнович, вы не тому доверились. Рамиль ужасен, ему плевать на человеческие жизни, и вашу тоже…

– Немыслимо! – перебил Аксель. – И этому придурку я доверил расследование. Да, теряю хватку, жалею, а зря.

– «Придурок» – это про кого?

– Про тебя! Придурок наивный, да ещё и профнепригодный. Ты хоть понял, кто был тем капитаном в Афганистане, куратором сто сорок седьмого гвардейского мотострелкового полка? Двадцать тысяч долларов – это сейчас тьфу, а тогда – сумасшедшие деньги. Мой стартовый капитал – «Памир» с них начался.

– Семён Семёнович, вы не поняли, Рамиль – страшный человек…

Сзади скрипнуло, Игорь обернулся, с удивлением глядя на стенную панель, оказавшуюся дверью.

– Человек? Так меня давно не оскорбляли, – улыбнулся Рамиль. – Но страшный, да. И прозорливый. Насчёт тебя, Игорёк, я всё просчитал верно, сейчас будем ждать приезда Елизаветы и Конрада.

Ожил динамик:

– Семён Семёнович, охрана сообщает: внизу рвутся к вам, очень настойчивые. Говорят, вы их обязательно примете.

Аксель осклабился:

– Настойчивые, говоришь?

– Точно так, Семён Семёнович. Непонятно, как они вообще добрались, всё же перекрыто.

Рамиль зааплодировал:

– Кто молодец? Я молодец. Впускай обоих, голубчик.

– Ага, – кисло сказал секретарь. – Только их трое. Помощница Дьякова, пенсионер и девочка с травяными волосами.

Аксель вопросительно взглянул на Рамиля, тот кивнул:

– Гулять так гулять.

В тот раз я восстанавливался долго. Не думаю, что из-за ожогов; да что там ожоги – это просто кожа пузырями, а я превратился в головёшку, даже уши и глаза сгорели. Я долго плавал в абсолютной тьме и тишине. Не скажу, что мне это не нравилось, полное отрешение от мира имеет свои прелести.

Так вот, дело было не в теле, которое превратилось в уголь, дело было в душе. Меня использовали для того, чтобы обмануть, убить, сжечь людей, и я охотно выступил орудием смерти. Мысль переиграть Рамиля на его поле изначально была глупой. И это был последний удар, крепость моя рассыпалась серыми никчёмными песчинками.

Через месяц в армии Панджшерского Льва появился особый диверсионный отряд Исмаила, бесстрашные жестокие бойцы. Они называли себя «динарами» и носили песочные паколи с двумя вышитыми зелёной нитью глазами, но никому и в голову не пришло бы посмеяться над названием и формой. Отчаянные атаки «динаров» на русские гарнизоны и колонны каждый месяц приносили десятки смертей. Рамиль был доволен, ведь в ответ горели новые пуштунские, таджикские, хазарейские кишлаки.

Меня горными тропами переправили за границу, я долго жил в стране, забытой всеми богами, включая Аллаха. В той стране всё происходило медленно, никто никуда не спешил, и даже полицейский с бамбуковой палкой говорил вору:

– Э, уважаемый, ну кто грабит в такую жару? Пожалей себя и меня, давай посидим, отдохнём, переживём как-нибудь этот полдень.

Они садились на пятки в тени, разговаривали, играли в нарды, выпивали кофе, принесённый хозяином ограбленной кофейни, и лишь прохладным вечером возобновляли игру, убегая и догоняя неторопливо, солидно.

Я не хотел возвращаться. Я потерял веру и надежду, осталась лишь любовь. Только любовь к стране, брошенной (или охотно приползшей?) к ногам рамилей, заставила меня вернуться.

Жалел ли я теперь? Да. Я наивно верил, что рассосётся само. Я обманывал себя. Само – никак. Но и победить Рамиля невозможно. Я добровольно приблизил своим возвращением то, что оттягивал.

Жалел ли я теперь? Нет. Хотя бы из-за этих девочек, Елизаветы и Белки.

И Насти, разумеется.

Елизавета оттолкнула охранника, бросилась к Игорю. Огладила ладонями, словно убеждаясь: настоящий, живой.

– Ты цел? Ничего не болит?

– Как трогательно, – усмехнулся Аксель. – К нашему мальчику маманя приехала.

– Цел он, сударыня, – сказал Рамиль. – Кому он нужен?

Елизавета обернулась к нему, золотая львиная грива рассыпалась по плечам.

– Если не нужен, зачем похитили?

– Ну, вы же поняли, сударыня. Нужен нам совсем другой фигурант, Игорь был лишь приманкой.

– С самого начала, – горько сказала Елизавета. – С самого начала этой истории вы использовали нас, как сыр в мышеловке.

– Да, но нет. Разве Конрад – мышка? Этот зверь покрупнее. Да, дружище?

Конрад молчал. Выглядел он плохо, словно постарел лет на двадцать за те два часа, пока пробирались через город, забитый войсками, закупоренный бляшками нацгвардейских постов; пришлось использовать способности, и это сильно вымотало.

– Тем не менее вы получили своё. Я привела Конрада, отдайте мне Игоря, и мы уйдём.

– Как вам это удалось? – спросил Аксель. – Вся полиция города, да что там… Моя служба безопасности трижды пыталась его задержать, в итоге я потерял семь лучших сотрудников. Нет, они живы, но, как бы это… Неработоспособны, им только клубнику выращивать или на вахте.

Елизавета ответила:

– Потому что у Конрада есть совесть, в отличие от вас, господин Аксель. Он готов пожертвовать собой, чтобы спасти человека, который нуждается в спасении.

Конрад подошёл к Рамилю, тихо сказал:

– Ты добился своего, я здесь и добровольно. Отпусти детей.

– Вот уж нет, – ухмыльнулся Рамиль. – Мне нужны гарантии, что ты не соскочишь в последний момент, как уже бывало. Они поедут с нами, все трое. Увертюра закончена, приступаем к основной части пьесы. Мне нужны зрители.

– Мы никуда не поедем, – сказала Белка. – Вы не имеете права.

– Мы имеем всех и всё, в том числе права и право, – хохотнул Аксель и кивнул охране. – Давайте, только не поломайте игрушки.

Мордоворот в сером костюме шагнул, схватил Елизавету за локти; девушка резко ударила затылком в широкое лицо, развернулась, добавила коленом в пах; Игорь схватил со стола тяжёлое пресс-папье, швырнул в Акселя, тот еле успел увернуться; Белка содрала с шеи фотоаппарат, обхватила толстый объектив, словно рукоять боевого молота, и отмахивалась им; битва кипела по всему пространству кабинета, лишь Конрад стоял, привалившись к стене, а Рамиль курил и поглядывал в окно. Сказалось численное и качественное превосходство акселевской охраны, бунт был подавлен, олигарх вылез из-под стола, распорядился, скованных наручниками Елизавету, Белку и Игоря поволокли вниз. Рамиль погасил окурок о двухметровую китайскую вазу, сказал Конраду: