Павел Гигаури - Соб@чий глюк [litres]

– А я могу привести вам другую аллегорию, – спокойно сказал Макс. – Вот, к примеру, человек получает рану. Какую хотите! Ножевую, огнестрельную…

– Или орел клюнул в темечко, – вставил я.

Карл Маркс запнулся, пристально посмотрел на меня и продолжил:

– Или орел клюнул в темечко. И рана болит. Болит, но приходит хирург и оперирует, сшивает, накладывает повязку, и в итоге рана заживает. От раны остается шрам, рубец, который не болит. Он может напоминать о себе к непогоде, ломить, но человек живет нормальной жизнью. А если рану не лечить, она воспалится, нагноится, и из-за какого-то удара клювом придется отрезать всю голову, – заключил Карл Маркс с хвостиком.

– Намек понял. У меня в душе два чувства: это злость, которая то нарастает, то чуть притупляется – в зависимости от того, что я делаю, и боль тупая, ноющая, не проходящая ни на секунду. Эта боль хуже, чем удар клювом по голове или кулаком в глаз. Она живет во мне, как раковая опухоль, которая не только болит, но и говорит о приближающейся смерти. Я могу сказать: Светка, я прощаю тебя! Ничего страшного, что было, то было. Я тоже перед тобой виноват. Все уболтается. Заживем по-новому, и все будет пучком. Я так могу сказать, но боль никуда не денется, потому что предательство останется предательством.

– Я могу сказать, что для вас идеальным исходом было бы, если пропала эта боль? – спросил Макс.

– Да, – ответил я и почувствовал что-то новое внутри себя, словно в равномерном потоке боли случился глюк, заикание, что-то непоколебимое дрогнуло.

– А скажите мне по поводу злости. Вы сказали, что злость то нарастает, то уменьшается в зависимости от того, что вы делаете. Что вы делаете, чтобы уменьшить злость?

– Трахаю Светку, я бы сказал, деру во все дыры: орально, вагинально, анально – прям зверею, становится легче на какое-то время, а потом опять.

Карл Маркс перевел глаза на Светку, потом опять на меня, а потом сдержанно сказал:

– Если вы оба не возражаете… я дуну.

И, не дожидаясь нашего одобрения, он достал из выдвижного ящика журнального стола маленькую трубочку и зажигалку, подпалил трубочку, сделал два, а не один, глубоких втяга, откинулся на спинку кресла и выдохнул.

– Уф, иногда надо перегруппироваться! Все нормально! А вы не хотите дунуть чуть-чуть? – и он достал из ящика еще две трубочки и прозрачный целлофановый пакетик с коричневым шариком внутри.

Мы оба деликатно отказались.

– Положительно в этой ситуации то, что Артем не стал искать выхода своим эмоциям с другими женщинами. Хотя так часто бывает, – Карл Маркс опять взял маленькую трубочку, подпалил ее и еще раз глубоко затянулся.

– Точно не хотите? – переспросил он.

– Пока нет, – ответил я за обоих.

– Светлана, а как вы относитесь к тому, что Артем борется со своими эмоциями сексуально, так сказать, трансформирует отрицательные эмоции в секс?

Светка чуть потупилась. Она сидела на краешке дивана, перекрестив ноги и сцепив пальцы рук на коленях.

– Очень положительно, – сдержанно ответила Светка, глядя в пол. – Хотя обидно! – вдруг сказала она, поднимая глаза на меня. – С одной стороны, зверюга в постели, а с другой стороны – что должно было случиться, чтобы этот зверь проснулся! Обидно.

– Давайте оставим обиды на попозже. А пока ясно одно – что вы не готовы расстаться. У вас есть естественная потребность друг в друге. И это та основа, на которой мы будем строить нашу сессию, – подвел некоторый итог Карл Маркс с хвостиком. – А теперь давайте вернемся в прошлое, вспомните, как начинались ваши отношения, как оно было тогда, много лет назад. Кто начнет?

– Пусть Артем начинает. Он первый заговорил со мной, – сказала Светка уверенно.

– Вот, все свалила на меня. Я плохо помню детали, была какая-то пьянка где-то у кого-то, меня ребята притащили туда, а я не пью, не курю – мне было как-то неуютно. Но смотрю – классная телка, я подкатил к ней, слово за слово, и все как-то пошло.

– Не очень романтично вы рассказываете, – посетовал Карл Маркс, – что вас в ней поразило или привлекло по сравнению с остальными вашими девушками?

– Она была моя первая девушка, – ответил я.

– То есть как? – не понял Макс.

– А так. Это долгая история, – уклонился я от прямого ответа.

– Артем, у нас уйма времени. Именно для долгих историй, – подбодрил меня Карл Маркс. – Расскажите свою длинную историю.

– Что тут рассказывать? В школе я был ботаником, точнее, математиком. Все время на математику, репетиторов, потому что я шел впереди программы, вечерние курсы и прочее, и не было времени на спорт. И школьная шпана меня долбила, деньги отнимала, все как положено. Справедливости ради надо сказать, что я никогда не сдавался добровольно. Деньги есть? Да. Гони сюда! Да, прям сейчас. Бум, в рыло получил, деньги все равно отняли. Но это вопрос принципа. Так что авторитет у меня в школе был ниже плинтуса, какие тут девочки. Девчонки в мою сторону даже не смотрели. Из друзей – один только Игоряша.

– Тот самый Игоряша? – осторожно спросил Карл Маркс.

– Да, он. Игоряша никогда не бодался со шпаной. Деньги есть? Да. Гони сюда! Вот, пожалуйста. Однажды они поймали нас, деньги отняли, но этого им мало показалось. Они скрутили меня, а Игоряше приказали дать мне пендаля или самому получить по рылу.

Светка смотрела на меня полными удивления глазами, она никогда не слышала этой истории, а Маркс замер и, казалось, затаил дыхание, глядя на меня.

– Игоряша отказался и получил по рылу, – закончил я эту часть рассказа.

Маркс одобрительно кивнул.

– Дальше я пошел в школу тхэквондо, и не знаю, чем я занимался больше, математикой или тхэквондо, но к концу одиннадцатого класса я восстановил справедливость, хотя было уже поздно. Девчонки по-прежнему мною не интересовались. А в универе я учился на математике, а какие бабы на математике? И первый курс был тяжелым, надо было как-то перестраиваться, не до баб было. Так, в душе тихонечко вздрочнешь, и на занятия. А на втором курсе все уже как-то образовалось, появилось немного времени. Вот тогда я Светку и встретил.

– А ты помнишь, что ты мне сказал при первой встрече? – растерянно улыбаясь, спросила меня Светка.

– Нет. Не помню.

– Ты подошел ко мне и спросил, как меня зовут, а потом сказал: «Света, пойдем отсюда». Я сказала: «Как же так? Мы только пришли». А ты сказал: «Мы пришли сюда, чтобы встретить друг друга. Мы встретились. Нам здесь делать больше нечего». И мы ушли. Я тогда была в десятом классе и пришла туда с подругой, которая была старше меня. Все было интересно, ребята уже студенты, все казались намного старше, все по-взрослому. Но пробыла я там пятнадцать минут и ушла с второкурсником. И тут началось! – засмеялась Светка.

– И что началось? – спросил Маркс.