Фредерик Пол - Торговцы космосом [сборник litres]

– Чему радуешься, Кортни? – поинтересовалась физиономия. – Ты что, не понял, куда попал?

Теперь я понял все! В самом деле, догадаться было несложно.

– К Таунтону?! – простонал я.

– Вот именно!

Я попытался пошевелить руками и ногами, но не смог. Тело не повиновалось; пока не ясно, накачали меня чем-то или просто завернули в пласти-кокон.

– Послушайте, – решительно заговорил я. – Не знаю, что вы затеяли, но советую прекратить. Очевидно, это похищение в деловых целях. Дальше вам придется либо отпустить меня, либо убить. Если убьете меня без Объявления Войны, вас всех обколют церебрином – так что убивать меня вы точно не станете. Рано или поздно вам придется меня отпустить. Так вот, советую сделать это прямо сейчас.

– Убить тебя, Кортни? – с насмешливым удивлением повторил мой «тюремщик». – Это как же? Разве можно убить мертвеца? Ты ведь уже мертв – окочурился на леднике Старрзелиус, забыл?

Я снова попытался пошевелиться – и снова напрасно.

– Вам выжгут мозги! – предупредил я. – Вы что тут, все с ума посходили? Хотите, чтобы вам выжгли мозги? Кто может хотеть для себя такой участи?

– А вот тут, Кортни, – погано ухмыльнулся «тюремщик», – тебя ждет сюрприз! – И бросил кому-то в сторону: – Скажи Хеди, он скоро будет готов.

Я ощутил на себе чужие руки, затем послышался щелчок, и мне помогли сесть. Давление на суставы подсказало, что я в пласти-коконе, а значит, лучше поберечь силы. Сопротивляться бесполезно.

Пискнул сигнал открывающейся двери, и «тюремщик» приказал:

– Теперь, Кортни, будь повежливее и держи язык на привязи. Сюда идет мистер Таунтон.

В переговорную ввалился Б. Дж. Таунтон собственной персоной, по своему обыкновению, пьяный. Выглядел точь-в-точь как на сотнях банкетов, где мне случалось слышать его выступления: огромный, тучный, с багровой физиономией, расфранченный в пух и прах.

Он встал передо мной, широко расставив ноги, уперев руки в бока и слегка покачиваясь, и долго меня разглядывал.

– Кортни! – сказал он наконец. – Какая встреча! Жаль, парень, из тебя мог бы выйти толк, если бы не связал свою судьбу с этим ублюдком Шокеном! Жаль, Кортни, очень жаль.

Таунтон был пьян как свинья, позорил нашу профессию, на его совести было множество преступлений – и все же, отвечая ему, я услышал в собственном голосе нотки уважения к крупному предпринимателю:

– Сэр, должно быть, вышло какое-то недоразумение. Мы ведь не провоцировали «Таунтон ассошиэйтед» на коммерческое убийство, верно?

– Тут ты прав, – отвечал он, скривив губы и все так же покачиваясь. – Ничего такого, что закон считает провокацией, вы не делали. Этот ублюдок Шокен всего-навсего стянул мои разработки, перекупил моих сенаторов, склонил к лжесвидетельству моих свидетелей в сенатской комиссии – и украл у меня Венеру! – Его голос сорвался. Таунтон глубоко вздохнул и продолжил: – Нет, никаких провокаций. Что ты! От уничтожения моих людей Шокен решительно воздерживается. Умница Шокен, благородный, законопослушный… гребаный Шокен! – снова взвизгнул он.

Его блуждающий остекленелый взгляд остановился на мне.

– И ты не лучше своего хозяина! Из всех подлых, мерзких, дешевых трюков, какие разные мерзавцы пытались со мной провернуть… – тут он ткнул себя пальцем в грудь и от этого жеста едва не потерял равновесие, – не припомню ничего грязнее твоей выходки! Я собирался тебя честно убить. Все продумал, все спланировал. А ты, свинья паршивая, поджал хвост, словно шелудивый пес, бежал, как заяц, и забился в нору, как крыса!

«Что он такое несет? – мелькнуло у меня в голове. – Не иначе все-таки рехнулся от многолетнего пьянства!»

– Сэр, – пробормотал я, – не уверен, что понимаю, о чем вы.

Б. Дж. Таунтон как-то покосился и начал опускаться; один из его людей вовремя подставил под его обширную задницу стул.

– Знаешь, Кортни, – проговорил он, сопровождая свои слова широким жестом, – в душе я художник.

– Разумеется, мистер… – автоматически вылетело у меня изо рта. Я едва не сказал «Шокен», но вовремя опомнился и поправил себя: – Разумеется, мистер Таунтон.

– В душе я художник, – мечтательно повторил он. – Я тку видения, создаю фантастические сны.

Странное чувство охватило меня при этих словах: на миг показалось, что передо мной сидит Фаулер Шокен, а не его злейший враг, человек, противостоящий всему, за что боремся мы в «Шокен ассошиэйтед».

– Я хотел Венеру, Кортни, а Шокен украл ее у меня! Что ж, я ее верну. Проект «Венера», затеянный Шокеном, провалится – и это будет грандиозный провал! Ни одна ракета не оторвется от земли, даже если мне придется перекупить всех его подчиненных и перебить всех глав отделов. Потому что я художник, а он бездарный маляр!

– Мистер Таунтон, – твердо сказал я, – нельзя просто так взять и перебить всех глав отделов. За это выжигают мозги. Вводят церебрин. Никто не станет так рисковать ради вас. Никто не захочет двадцать лет жить в аду.

Таунтон меня словно не слышал.

– Разве я не нанял вертолетчика, чтобы он сбросил на тебя контейнер? – мечтательно продолжал он. – А потом разве не нашел безработного бродягу, согласного выстрелить в тебя через окно? К сожалению, оба промахнулись. А потом ты меня кинул – трусливо сбежал на этот чертов ледник!

Я промолчал. Бегство на ледник определенно было не моей идеей. Бог знает чья это была идея – чтобы Ранстед треснул меня лыжами по башке и запродал «Хлорелле» под чужим именем, подсунув на мое место чей-то труп.

– Ты почти от нас ушел! – продолжал изливать душу Таунтон. – Если бы не пара смиренных и верных слуг – таксист и кое-кто еще, – нам бы в жизни до тебя не добраться. У меня, Кортни, есть свои приемы. Что-то мне удается лучше, чем другим, что-то хуже. Однако величие художника – в простоте, Кортни. А я художник. Это мое предназначение: видеть сны и ткать иллюзии. Вот ты говоришь: «Никто не захочет, чтобы ему выжгли мозги». Все оттого, что воображения тебе недостает. А я отвечаю: «Найдите мне того, кто захочет, чтобы ему выжгли мозги! Найдите – и вместе с ним мы сотворим чудеса!» А все почему? Потому что я гений!

– Кто захочет, чтобы ему выжгли мозги, – тупо повторил я. – Но кто захочет, чтобы ему выжгли мозги?

– Объясни ему, – приказал Таунтон одному из своих громил. – Пусть убедится, что мы тут не шутки шутим.

– Все дело в количестве населения, Кортни, – сухо начал тот. – Слышал когда-нибудь об Альберте Фише? [20] Альберт Фиш (1870–1936) – знаменитый американский маньяк, детоубийца и людоед. Любил причинять боль не только другим, но и себе. По легенде, перед казнью заявил, что смерть на электрическом стуле станет самым счастливым событием его жизни.

– Нет.

– Это феномен предрассветной поры, древнейших времен Века Разума – 1920-е годы или около того. Альберт Фиш протыкал себя иголками, жег ватными тампонами, пропитанными спиртом, сек себя – и всем этим наслаждался. Держу пари, выжигание мозгов ему тоже пришлось бы по вкусу. Только представь: двадцать восхитительных лет беспрерывной боли, невыносимого жара, удушья, тошноты! Для него это была бы мечта, ставшая явью! В те времена на свете жил один-единственный Альберт Фиш. И неудивительно: чтобы вырастить такое существо, требуются очень необычные и суровые условия жизни и воспитания. Неразумно было бы ожидать, что в древнем человечестве – в сообществе из каких-то жалких трех миллиардов человек, рассеянных по всему земному шару, – возникнет несколько таких уникумов. Но в наше время, когда население Земли огромно и все растет, по свету бродит множество Альбертов Фишей. Их надо только разыскать. И несравненные исследовательские мощности «Таунтон ассошиэйтед» помогли нам найти нескольких подобных людей. Чаще всего они встречаются в больницах, особенно в отделениях для буйных и неизлечимых. Они охотно берутся за убийства, ибо жаждут наказания как праздника. Вы говорите: нам не удастся найти убийц, ибо никто не захочет быть наказанным. Так рассуждают обычные люди. А мистер Таунтон отвечает: нужно просто искать среди тех, кому нравится, когда их наказывают! И вот что самое любопытное: люди, которые наслаждаются болью, обычно любят причинять боль другим. Например, вам.