Фредерик Пол - Торговцы космосом [сборник litres]

В хорошем хозяйстве ничего не пропадает. Под Нью-Йорком, как и под каждым городом мира, имеется сеть канализационных труб со сложной системой отстойников и фильтров. Как и любому гражданину, мне было известно, как органические отходы двадцати трех миллионов жителей Нью-Йорка путешествуют по этой кровеносной системе города; как соли нейтрализуются путем ионообмена, жидкость подается по трубам на водорослевые плантации Лонг-Айленда, а все, что осталось, перекачивается в цистерны, грузится на корабли и морем отправляется на Коста-Рику кормить «Хлореллу». Об этом я знал, но теперь увидел своими глазами.

Должность моя называлась «экспедитор-заготовщик девятого класса». Работа состояла в том, чтобы соединять гибкие шланги, по которым перекачивались отходы. Вечером первого же дня я истратил недельную зарплату на запас носовых заглушек: все запахи они не убивали, но хотя бы помогали остаться в живых.

На третий день после смены я отправился в душ. Я все рассчитал: после шести часов работы у цистерн, где продуктовых автоматов, естественно, нет – по той простой причине, что ни один нормальный человек не сможет ни есть, ни пить, ни курить в такой вонище, рабочие, плотно подсевшие на замкнутый круг «попси – хрустяшки – «Старр», первые полчаса будут судорожно удовлетворять свои потребности в еде, питье и сигаретах. О душе никто не вспомнит. Сурово подавляя в себе ту же жажду, не столь глубоко укоренившуюся, ибо на развитие подобных привычек у меня было куда меньше времени, я ухитрялся мыться почти в одиночестве – а потом, когда вся толпа валила в душ, спокойно направлялся к автоматам. Казалось бы, такая простая мысль – но ведь никто, кроме меня, не додумался. Что может нагляднее доказать существенную разницу между простым потребителем и интеллектуалом – тружеником рекламы?

Хотя, конечно, верно и то, что я просто не успел как следует подсесть на «попси».

В душе, кроме меня, был только один человек – просто раздолье! Когда я вошел, он передал мне мыло: я намылился и встал под тугую струю воды из рециркуляторов. О своем соседе я почти забыл.

Однако, когда я возвращал ему мыло, он коснулся средним пальцем моего запястья, а указательным обвел вокруг моего большого. Условный знак!

– О, – воскликнул я, растерявшись. – Вы кон…

– Ш-ш-ш! – прошипел он и сердито указал на микрофон, свисающий с потолка.

Затем повернулся ко мне спиной и вновь принялся тщательно намыливаться.

Когда он вернул мне мыло, к нему был прилеплен клочок бумаги. В раздевалке я разгладил его и прочел:

«Сегодня день отпуска в город. Идите в музей Метрополитен, в зал классической рекламы. Ровно за пять минут до закрытия остановитесь перед рекламным плакатом „ Мейденформ “ ».

Едва одевшись, я встал в хвост очереди, выстроившейся перед столом надзирателя. Не прошло и получаса, как у меня был пропуск с печатью, избавлявшей от необходимости присутствовать на вечерней поверке. Я вернулся к себе, чтобы забрать вещи, предупредил нового обитателя моей койки, что парень ярусом выше кричит во сне, сдал сумку на хранение и сел на подземку, идущую в Бронксвилль. Там пересел на местный поезд, проехал одну станцию, пересел на обратный поезд и добрался до Шокен-Тауэр. Вроде бы никто за мной не следил. Я и не ожидал слежки, просто решил, что лучше перебдеть.

До встречи с консами в музее Метрополитен оставалось почти четыре часа. Я торчал в холле здания, пока ко мне не направился коп, давно уже подозрительно косившийся на мой дешевый костюм. Надеялся увидеть Эстер, может, даже самого Фаулера Шокена… Не повезло. Вокруг проходило немало знакомых, но все не те, которым я мог бы безоговорочно доверять. А я понимал: пока не выясню, что стоит за подставой на леднике Старрзелиус, открывать, что я жив, не стоит.

– Эй, оборванец, – рявкнул на меня коп из «Пинкертона», – тебе чего здесь надо? Что рекламировать собрался?

– Извините, – пробормотал я и поспешил к дверям на улицу, рассчитывая, что протискиваться за мной через переполненный холл он не станет.

Так и вышло. Ближе к выходу я обогнул комнату отдыха, где группа потребителей, дегустируя образцы кофиэста, смотрела романтическую комедию о пользе «бэби-стоп», и бросился к служебным лифтам.

– Восьмидесятый! – приказал я лифтеру… и тут же сообразил, что совершил дурацкую ошибку.

– Вы находитесь в кабине номер пять, – послышался из динамика резкий голос оператора лифтов. – Служебные кабины поднимаются только до семидесятого этажа. Что вам нужно?

– Да посыльный я, – ответил я несчастным голосом. – Должен забрать кое-что из кабинета мистера Шокена. Я же им говорил, что парня вроде меня к мистеру Шокену не пропустят! «У него, – говорю я им, – небось двадцать пять секретарей, и каждый только на меня посмотрит и сразу скажет…»

– Экспедиция у нас на сорок пятом этаже, – чуть помягче отозвался лифтер. – Встаньте перед дверью, чтобы я мог вас видеть.

Деваться было некуда: я подошел к двери и замер перед камерой. Кажется, из динамика донесся какой-то звук, но, что там происходит, понять было мудрено. Комната лифтеров находится внизу, за тысячу футов подо мной – оттуда они, нажимая кнопки, отправляют сверкающие кабины лифтов вверх и вниз по узким шахтам. Я никогда там не бывал – и сейчас отдал бы свою годовую зарплату, чтобы туда заглянуть.

Так я простоял добрых полминуты. Наконец снова раздался равнодушный голос лифтера:

– Ладно. Возвращайтесь в кабину. Сорок пятый этаж, первый поворот налево.

Я вышел на сорок пятом, провожаемый осоловелыми от кофиэста взглядами соседей-потребителей. Встал на траволатор, едущий налево, и, миновав дверь с надписью «Экспедиция», оказался на перекрестке коридоров, где траволатор заканчивался. Некоторое время пришлось искать лестницу: за это время я успел освежить в памяти немало ругательств и изобрести парочку новых. Пользоваться лифтами я больше не рисковал.

Случалось ли вам когда-нибудь взбираться по лестнице на тридцать пять этажей вверх?

К концу пути мне стало совсем худо. И не только потому, что отваливались ноги, но и потому, что времени оставалось в обрез, а я пока ничего не добился.

Время близилось к десяти, и ночные жильцы – небогатые потребители, живущие на лестницах небоскребов, – начали возвращаться домой и укладываться на ночлег. По счастью, выше семьдесят восьмого ночных жильцов не было. Верхние этажи безраздельно принадлежали руководству компании.

Я крался по коридорам, остро сознавая, что любой, кто обратит на меня внимание, либо узнает, либо вышвырнет. Мне везло: навстречу попадались лишь клерки, и все незнакомые.

И все же недостаточно везло. Кабинет Фаулера Шокена оказался заперт.