Кристофер Прист - Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова [сборник litres]

Впрочем, Джулия не спешила унывать. Долг за собой она так и не признала, деньги Полу не нужны, и пусть ей довелось совершить немало ошибок, решение с ним порвать было самым разумным поступком в жизни, о котором она никогда не жалела.

Когда подали первое блюдо, Джулия заметила, какие взгляды Пол бросает на Мэрилин. Та была пышнее Джулии, вдобавок сегодня надела тонкий джемпер без бюстгальтера. Полу такие нравились, он обожал фигуристых дам. И даже в этом находил повод лишний раз унизить Джулию: он частенько указывал ей на других женщин и жаловался, до чего по сравнению с ними она тощая и сутулая.

Джулии вдруг пришло в голову, что, по сути, ему ведь нечем ее оскорбить! По каким больным местам он может теперь ударить? Напомнить про столетний должок или попрекнуть маленьким размером груди – вот, пожалуй, и все?

Она, видимо, не сдержала саркастической усмешки, потому что Мэрилин вдруг посмотрела на нее и тоже улыбнулась.

– Может, сходим куда-нибудь вечером, выпьем?

Джулия покачала головой:

– Нет… Лучше здесь останусь, надо еще отчет написать.

Пол промолчал, но при этом странно посмотрел на Джулию. Расплылся в широкой, насквозь фальшивой улыбке и игриво подмигнул. Мэрилин, тем временем намазывающая на хлеб масло, ничего не заметила. Да и в любом случае не поняла бы.

За едой Джулия почти ничего не говорила; едва дождавшись десерта, извинилась, встала и подошла к Элиоту, сидевшему за соседним столиком.

– Доктор Элиот, я хотела бы поскорее вернуться в проекцию. Может, завтра вечером?

– Вы на похороны Тома идете?

– Разумеется.

– Я не уверен, что стоит торопиться с возвращением. Вас только вчера вызволили. Надо подождать хотя бы дня три.

– Джулия, куда ты так торопишься? – спросил Мандр.

– Никуда не тороплюсь. Просто я трачу здесь время зря, я нужнее в проекции. Особенно теперь, когда там нет Энди и Стива.

– Я еще не видел ваш отчет, и… – начал Элиот.

– Как раз собираюсь им заняться, к утру будет готов. Слушайте, я прекрасно себя чувствую. А еще мне кажется, что только я смогу вытащить Дэвида Хакмана. Мы и так сегодня целый день потратили на пустые разговоры; у нас ведь есть более важные дела! Надо выяснить, как Хакман смог сопротивляться зеркалам.

– Мы только что это обсуждали. Стив, скорее всего, просто допустил ошибку.

– Надо узнать наверняка, – подчеркнула Джулия. – Когда он и Энди снова попадут в проекцию?

– Дня через два или три.

– А я могу быть в Уэссексе раньше. Тем более вы сами поручили Хакмана мне.

Не дожидаясь ответа, она ушла. Пол с Мэрилин по-прежнему сидели за столом, но Джулия прошла мимо. Мэрилин ее окликнула, однако Джулия оглядываться не стала.

За день в ее комнате успели убраться; в ванной, где она оставила настоящий бардак, тоже навели порядок. Было холодно, поэтому Джулия зажгла газовый обогреватель и уселась перед ним на пол, глядя на горящие ярко-рыжие трубки. Пока она была в проекторе, порядком отросли ногти, поэтому Джулия достала ножницы с пилкой и принялась их ровнять, стараясь не думать о прошедшем дне.

Когда в комнате потеплело, она убрала лишнее со стола, достала пишущую машинку и лампу.

Потом два часа стучала по клавишам, стараясь подготовить как можно более полный и объективный отчет о том, что делала в Уэссексе. Устные доклады, конечно, хороши, но их беда в том, что доступны они далеко не каждому. Самый надежный способ общаться с другими участниками – посредством бумаги.

Ей и самой есть что почитать: пока она отсутствовала, наверняка скопилось немало чужих отчетов. Утром они с Мэрилин поедут в Солсбери на похороны, надо будет полистать в дороге.

В своем отчете она как можно детальнее описала нынешний облик Дэвида Хакмана; тот хоть и нашелся, но в любой момент может снова уехать. Пусть остальные знают, как он выглядит. Она вспомнила, каким видела его в морге и как разительно этот бледный восковый манекен отличался от мужчины, которого она встретила в Уэссексе. Да, там он тоже был бледноват: но из-за сидячей работы в офисе, а не от того, что провалялся целую вечность в коме. Перед глазами так и стоял уэссекский Хакман. Джулия успела оценить его крепкую подтянутую фигуру и уверенную походку, еще когда впервые увидела на причале, а потом, во время катания на скиммере, нагляделась на Хакмана всласть.

Далее как можно подробнее она описала исчезновение Тома Бенедикта, правда, с большим трудом, поскольку случившаяся потом амнезия стерла из памяти многие детали. Она помнила лишь холодные пальцы под простыней, слепяще-белую палату и назойливую женщину с младенцем.

Впрочем, сегодня в ее отчете вообще было много пробелов, причем допущенных намеренно. Джулия промолчала о своих чувствах и надеждах. Все-таки упомянула о близости, которую испытывала с Дэвидом Хакманом и Томом Бенедиктом, и о смутном чувстве узнавания в ту секунду, когда Энди протянул ей зеркало, однако об этом и так все знали. А вот другие подробности, слишком личные, опустила. Например, те несколько минут на набережной, когда она увидела Дэвида Хакмана и дыхание вдруг перехватило, а под платьем затвердели соски. Или когда на берегу она согласилась прийти к Дэвиду в комнату, хотя Грэг был совсем рядом… и как Грэг по ее желанию замедлил шаг, не спеша подходить, а потом и вовсе отвернулся.

Описывая Уэссекс, она невольно опять по нему затосковала. Так было всегда. Первое время после возвращения реальная жизнь накладывалась на проекцию, и воспоминания перемешивались.

Уэссекс был наваждением, ожившей фантазией, мечтой.

Там Джулия впервые обрела цель в жизни.

Все, что было до Уэссекса, выглядело унылой репетицией, а Уэссекс стал величайшей премьерой; Джулия же, как талантливая актриса, полностью вжилась в свою новую роль, прониклась ею.

Такое же влияние когда-то оказывал на нее Пол. Однако он был слишком самовлюбленным, слишком эгоистичным, разрушал все вокруг, и правильнее было оставить его в прошлом.

Уэссекс – живой, реальный – соблазнял ее, как когда-то соблазнил Пол. Он менялся, подстраиваясь под ее личность. Исполнял любые, даже неосознанные желания, менял саму Джулию к лучшему. Уэссекс стал для нее идеальным возлюбленным.

Джулия глядела на исписанный лист бумаги, думая, как тускло слова выражают пережитый опыт. Джон Элиот этим утром был прав: от отчетов последнее время все меньше толку. В основе проекции лежит одно – душевные стремления участников, живущие в глубинах подсознания, а передать банальными словами величайшие истины, самые искренние и глубокие чувства невозможно.

Решив, что отчет пора завершать, Джулия вытащила последний лист из машинки. Перечитала весь текст, сделала пару поправок и отложила в сторону.