Кристофер Прист - Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова [сборник litres]

Позднее, с помощью мнемоники очищая сознание, Джулия невольно подумала о Дэвиде – о том, как его незримое присутствие придало ей вчера сил и помогло справиться с Полом.

Прежде она могла сбежать в Уэссекс; теперь ее единственной защитой оставался Дэвид – о котором Пол, к счастью, ничего не знал.

В кабинете было невыносимо жарко, поэтому Дэвид Хакман снял пиджак и развязал галстук. Из-за страшной духоты пришлось распахнуть окно, но прохладнее не стало, зато теперь под самым ухом шаркали ногами туристы, доводя Хакмана до белого каления. Он читал протоколы комитета по культуре и искусству – подразделения комиссии, которое выдавало субсидии местным театрам, художественным галереям, библиотекам и музыкальным студиям. На деле же чистому искусству денег почти не доставалось; львиная их доля уходила на административные расходы. Картина получалась удручающей, и записная книжка, где Хакман приготовился делать заметки, пока пустовала.

Он взял телефон и набрал внутренний номер.

– Мистер Мандр?

– Слушаю.

– Это Дэвид Хакман. Не знаете, мою заявку еще не одобрили?

– Мистер Боровитин сегодня был очень занят. Давайте отложим до завтра.

– Я жду третий день. Без доступа к архивам я не могу приступить к работе…

– Позвоните мне завтра.

Хакман еще в Вестминстере привык к бюрократическим проволочкам, научился, когда нужно, брать паузу, но он никак не думал, что та же ерунда ждет его и здесь. Видимо, государственные служащие одинаковы во всем мире, хотя этот скупой чиновничий дух так не сочетался с идиллической атмосферой Дорчестера…

Он захлопнул папку с протоколами и откинулся на спинку кресла, раздраженно глядя на стену перед собой. К работе, за которую ему платят, приступить толком не удается. Джулия постоянно занята. Даже прилив – и тот теперь начинается слишком поздно, когда Хакману надо сидеть в кабинете. Азарт от недавней поездки до сих пор не выветрился, однако ближайшего выходного, чтобы покататься вволю, придется ждать аж до конца следующей недели.

В такие моменты, когда все, казалось, идет наперекосяк, Хакман особенно остро ощущал ту внутреннюю тягу, о которой он говорил Джулии еще в первый день на пляже возле Мэйден-Касла. То невыносимое желание быть в Уэссексе, жить в Дорчестере. Вот только манил его, как оказывается, отнюдь не курортный город, потому что Хакман теперь здесь – а зов не стихает.

Его по-прежнему тянуло – теперь уже в Мэйден-Касл. Хакман был едва ли не одержим крепостью. Шел по улице и ежеминутно оглядывался на юго-запад; ужасно нервничал, если не знал, в какой та стороне. Он постоянно обращал свой взор к низкому круглому холму у самой бухты: совсем как туристы из США, пять раз в день падающие ниц головой в сторону Мекки.

С каждым днем Хакман все больше убеждался, что не сможет начать работу, пока не познакомится с историей крепости и жизнью ее обитателей поближе.

Поддавшись внезапному порыву, он вдруг выскочил из кабинета, решив сходить прямиком в Мэйден-Касл, словно этим мог развеять свою навязчивую идею. Однако на полпути к выходу передумал. В крепости он уже был, и легче ему не стало.

Внизу, как всегда, стояла длинная вереница туристов из США, терпеливо ждущих очереди подать заявку на английскую визу.

Выйдя из здания и очутившись на набережной, Хакман сразу, словно компасная стрелка, повернулся на юго-запад. По ту сторону бухты возвышалась крепость. Сегодня ее было видно особенно хорошо: день выдался солнечным и влажным, хотя в небе за Мэйден-Каслом сгущались темные тучи. Вершину холма, казалось, окутывает странным золотым свечением. Хакман почти вживую чувствовал исходящий от земляных стен жар; крепость завораживала его, гипнотизировала, опутывала неведомой мистической силой чистой стихии.

Из-за позднего прилива, не дававшего прокатиться на волне, гавань для судоходства теперь была открыта почти весь день, и на набережной заметно прибавилось народу. Хакман, дойдя до палатки, где торговала Джулия, обнаружил рядом с ней целую орду туристов.

– Можешь уйти? – негромко спросил он, просочившись сквозь толпу.

– Не сейчас. Много работы.

В этот момент двое покупателей затеяли спор из-за хрупкой хрустальной вазы. Мужчины принялись ругаться на северо-американском диалекте, полном арабских слов и оттого непонятном для англичан.

– До пяти освободишься? – спросил Хакман.

– Постараюсь. Если эти уймутся…

Джулия отвернулась от Хакмана и бережно забрала вазу из рук покупателя, который чересчур крепко ее сжимал. Ловко вмешалась в спор, вроде бы встав на сторону одного, но при этом улестив второго, предложив ему скидку на другую, не менее изящную вещицу. Хакман дождался, пока оба не расплатятся, потом сквозь толпу гуляющих туристов ушел на другой конец набережной. Там, у спуска к воде, сел на ограждение, чувствуя сквозь брюки тепло от нагретого солнцем камня, которое напоминало, что в этом городе почти вечного лета любые тревоги просто-напросто не имеют смысла.

Гавань была забита яхтами – владельцы судов спешили развлечься, пока вода не ушла. Хакман посидел с полчаса, потом вернулся к палатке.

У Джулии был усталый вид, но она обрадовалась его появлению и, сказав что-то своим напарникам, поспешила Хакману навстречу.

– Чем хочешь заняться? – спросил тот, пока они карабкались на холм к заросшему травой пустырю, которых возле города было немало.

– Хочу побыть с тобой, – ответила она. – Только вдвоем.

Быстро шагая, они нашли укромную полянку в стороне от тропы и занялись там любовью. Из-за новизны ощущений, свежести чувств обоих охватывало радостное волнение.

Расслабленному, Хакману захотелось нежности, и когда Джулия вновь надела просторное платье, обнял ее и снова уложил в высокую траву.

– Джулия, я люблю тебя.

Она поцеловала его в шею возле уха.

– Я тоже тебя люблю.

Прошлой ночью они повторяли эти слова снова и снова, и всякий раз они звучали как первый.

Сегодня Хакман слишком много размышлял о мистике в своей жизни, поэтому сейчас позволил себе не замечать той иллюзорности происходящего, которая окружала Джулию. И дело вовсе не в том, что Джулия держалась холодно или норовила отстраниться; напротив, она всегда первая тянулась за поцелуем и лаской. Она будто угадывала каждую его прихоть, как и он – ее, поэтому и духовно, и телесно они полностью друг друга удовлетворяли.

Но даже обладая Джулией, он не чувствовал ее рядом с собой.

Грозовая туча, которая появилась еще днем, почернела, ветер с моря с ровным шелестом скользил по высокой траве вопреки расхожей фразе про «затишье перед бурей». Вдалеке рокотал гром.

Джулия заерзала и перевернулась на спину. Она глядела в небо. До заката оставалось два часа, скоро ей настанет пора возвращаться в Мэйден-Касл.