Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Приют

Не секрет, что все приютские девочки мечтают выйти замуж, чтобы получить фамилию мужа, а вместе с ней право иметь детей и наследовать собственность. В противном случае будешь распределена на производство, станешь вечной жительницей общежития, навсегда привязанной к одному рабочему месту.

Но был для нас и третий вариант – монастырь. Он мало кем рассматривался по причине труднодоступности. Для того чтобы стать монахиней, девочка должна отличаться крайней набожностью, не иметь взысканий по поведению и получать высшие отметки на таких предметах, как слово божье и основы православной культуры. Но желающих податься в монахини не наблюдалось не только поэтому. Жизнь послушницы монастыря, по слухам, была ещё тяжелее и обделённее, чем у работницы завода или фабрики. Постоянное соблюдение постов, бесконечные молитвы, тяжёлый труд, невозможность покидать пределы монастыря – всё это отпугивало даже самых набожных девочек.

А вот Нюру, оказывается, не отпугнуло, и я невольно прониклась уважением к этой серьёзной девочке с грустными глазами. Только её слова о предстоящих трудностях, которые подстерегают меня в роли церковной певчей, настораживали. И к Агафье со своей просьбой я шла уже не так охотно.

Агафья не удивилась моей просьбе, молча выслушала, покивала. И отправила к батюшке Афанасию, велев передать от себя, что не имеет ничего против. Сам же батюшка проявил куда больше эмоций. Он радостно потирал руки, пока я сбивчиво излагала своё пожелание, а потом разразился речью о том, что Бог, награждая кого-то тем или иным талантом, хочет, чтобы эти таланты были реализованы, а значит я, обучаясь церковному пению, буду исполнять волю Господа. После чего мы оказались в небольшой комнатке за клиросом, где я никогда не была раньше и даже не подозревала о её существовании. В комнатке царил музыкальный инструмент с бесчисленным множеством клавиш, который занимал собой почти всё пространство. Велев мне ждать, батюшка Афанасий выскользнул за дверь.

А спустя минуту в неё вплыла необъятная дама в монашеском одеянии.

Вечером, после ужина, я сидела в дортуаре, обложившись учебными материалами, врученными мне в церкви, и унывала. Нюра оказалась права – одним пением на службах дело не ограничивалось.

Марфа Никитовна, которую за глаза все звали просто Никитичной, та самая внушительных габаритов женщина, приглашённая батюшкой Афанасием на моё прослушивание, была регентом церковного хора, она же занималась обучением девочек-певчих. И после того как я дрожащим голосом исполнила на клиросе «Иисус воскрес из мертвых», Никитична замахала на меня полными руками и густым низким голосом протянула:

– Деточка, да расслабься ты, я не кусаюсь! У тебя же от страха горло перехватило, пищишь, как мышь за печью. Давай-ка встань свободнее, ты не на плацу! И спой то, что тебе самой нравится, а не то, что должно понравиться мне.

– Дашенька, – подал голос батюшка Афанасий, стоящий в стороне и болеющий за меня всей душой, – спой ту песню, которую ты пела, когда я впервые тебя услышал.

И я, мысленно махнув рукой (если примут в хор – хорошо, а если не примут – ещё лучше!), спела им «Лето придёт во сне», мою медвежью колыбельную. Видимо, получилось неплохо, потому что энергичная Никитична вновь поволокла меня в комнатку за клиросом, где сначала долго объясняла, чему я должна буду научиться, чтобы стать настоящей певчей, потом составила наш график занятий, а под конец всучила целую папку материалов для изучения.

И теперь, вернувшись в дортуар, я пыталась хоть как-то разобраться во всём этом дремучем для меня лесу, но только всё больше приходила в отчаяние.

– Какая ты счастливая! – сказала Настуся, наблюдающая за моими мучениями с растроганной улыбкой. – Господь дал тебе красивый голос, чтобы Его славить.

– Всё-таки решила воспользоваться моим советом? – вставила свои пять копеек и Зина. – Правильно. Может, станешь певчей в какой-нибудь церкви в городе и встретишь там будущего мужа.

Едва сдержавшись, чтобы не высказать соседкам, что я думаю о будущем муже и о Господе, которого теперь придётся славить, я выдавила из себя кривую улыбку:

– Мне просто нравится петь. – И, подумав, добавила: – Псалмы.

Яринка, валяющаяся у себя на нижнем ярусе кровати, еле слышно фыркнула. Она была в курсе настоящей причины моей внезапной любви к псалмам. Вернувшись со вчерашней вылазки, я в подробностях передала ей наш с Дэном разговор. Кроме всего прочего и его ответ на предположение о том, что наши мамы хотели, чтобы мы убежали на Запад. А ответил он совсем немного. Посоветовал не торопить события, обещал, что на эту тему мы ещё обязательно поговорим, и велел на следующую встречу принести с собой планшет.

Конечно, после такого ответа моё любопытство и нетерпение только увеличились, но Дэн был непреклонен. С тем мы и расстались до очередного понедельника.

Как ни странно, Яринка отреагировала на это куда спокойнее меня, мудро сказала: «потом, так потом». Куда больше её интересовало то, зачем Дэну мог понадобиться мой планшет?

Планшеты имелись у всех воспитанников приюта, их выдавали сразу, как только ребёнок начинал посещать местную школу. Времена бумажных книг окончательно уступили место электронным изданиям, и теперь учебники в начале каждого учебного года просто закачивали нам на планшеты. Тем более что в обучающей программе помимо них использовалось много видео- и аудиоматериалов. Разумеется, гаджеты у нас были самые простенькие, с минимальным набором необходимых функций и без выхода в интернет. Интернетом разрешалось пользоваться только со школьных компьютеров, стоящих в библиотеке, в строго определённые часы. На этих компьютерах был установлен фильтр, блокирующий все сайты, кроме нескольких общеобразовательных. Правда, ходили слухи, что среди старшегруппников отыскивались умельцы, умудряющиеся взламывать эту защиту и скачивать из сети что-нибудь запрещённое. Поэтому у старших воспитанников планшеты время от времени проверялись воспитателями.

И удивительно, что сегодня Марфа Никитовна выдала мне кипу нотных тетрадей и брошюр, а не велела принести планшет для закачивания учебного материала. Тем более что этого материала оказалось много. С нарастающим ужасом я узнала, что кроме постановки вокала и зубрёжки псалмов придётся научиться читать ноты и освоить сольфеджио. А ведь мне, выросшей вдали от всякой культуры, музыканты всегда казались чуть ли не волшебниками, и я даже в самых смелых мечтах не могла представить себя одной из них.

– Пока просто полистай это, пробегись глазами, – посоветовала на прощание Марфа Никитовна, помогая мне удержать увесистую кипу бумаг, – чтобы для начала хотя бы иметь представление, чем мы будем заниматься на уроках.