Алекс Бранд - Жених и невеста. Отвергнутый дар

Пальцы сжались в намертво окаменевший кулак. Губы дрогнули, приоткрывшись, готовясь сказать… что? Исчезни? Я остаюсь здесь? Я выбрал?

Губы медленно приоткрылись, кровь с гулом несётся по телу, грохот сердца заглушил все ещё мерно отсчитывающий секунды до конца метроном. Вот оно. Сейчас. Комната в зазеркалье почти исчезла, туман подобрался к ногам мертвого. Это – смерть вторая, последняя и бесповоротная.

Губы приоткрылись, рождая звук… Где-то за горизонтом, за гранью восприятия послышался смешок… Голос, этот добрый и убедительный голос – одержал победу. Все справедливо. Все будет хорошо. Ведь будет?

Губы приоткрылись и тишину комнаты прорезали слова. Подросток с глазами демона сделал шаг.

– ВСТАНЬ И ИДИ! СЛЫШИШЬ? ВСТАНЬ И ИДИ КО МНЕ!

Где-то за горизонтом смешок внезапно осекся. Что? Что он сказал? Кого он зовет? Нет… Нет… Нет! Стой! Остановись!

Усмешка на лице демона стала шире, белым хищным оскалом блеснули зубы, если бы кто-то увидел сейчас – бежал бы без оглядки, стараясь забыть, забыть увиденное. Тихий шепот онемевших от напряжения губ.

– Поздно, крыса.

И снова, с удвоенной силой, тараном посылая туда, на ту сторону, всю любовь, нежность, тоску и боль, собранную воспоминаниями. Не себе, для него он по крупице строил этот огненный таран, зная, что удар можно будет нанести только один раз.

– СЛУШАЙ МЕНЯ. МЕНЯ! ОТКРОЙ ГЛАЗА, ВСТАНЬ! ПОМОГИ МНЕ И ДАЙ МНЕ ПОМОЧЬ ТЕБЕ! ВСТАТЬ! ВСТАТЬ, СОЛДАТ!

Уже не голос – хриплое рычание осипшей глотки. Желание даже не прорваться – дорваться. Ненависть. Темная, подсердечная ненависть ко всем и всяческим Силам, играющим и ломающим.

– Не выйдет, мразь. Не выйдет!

Силуэт на уже почти исчезнувшем полу дрогнул. Он услышал? Да! Бери, забирай у меня все! Оно твое и только твое! У меня нет на это права. Я отдал, отказался от этого много лет назад. Ушел, уступил, не сберег. Так вышло, так было суждено. Так тому и быть! Слышишь? Ты – поступишь правильно, ты – не подведешь. Встань. Подойди к зеркалу! Сначала на колени, изо всех сил упираясь руками в пол. Пол? Он возвращается, есть на что опереться? Да. Туманные пятна отступили? Да! Юноша с трудом поднялся на ноги, пошатываясь, повернулся к зеркалу, так же висящему на стене с его стороны. Он смотрит в глаза своему отражению.

– Иди ко мне.

Уверенность крепнет, вкрадчивый голос затих. Ушел, замолк? Неважно.

Юноша делает первый шаг, второй. Он жив, он вспомнил, он забрал то, что принадлежит ему по праву. И вот он так же упёрся ладонями, так же приблизил бледное лицо. Они смотрят друг другу в глаза, намертво вмерзнув в это двуединство. Кто из них – кто? Кто уйдет, кто останется? Если та злосчастная мина принесла смерть, то один из них сейчас совершает самоубийство. Возвращаться ему некуда. Пусть! Его улыбка больше не кривая мерзкая маска. Теплая, добрая, заботливая. Так мог бы смотреть и улыбаться старший брат. Слышен его шепот, шепот, стремительно уходящий в небытие.

– Забирай, забирай все. Вот так…

Комната вокруг него бледнеет, выцветает. Сам воздух становится разреженным, лишенным запахов. Жизнь уходит отсюда, возвращаясь на свое исконное место, к тому, кто и есть ее хозяин. Мир и Зазеркалье меняются местами. И последним усилием он ещё успел нацарапать несколько слов на листке, пригвоздив его к стене схваченным со стола ножом для конвертов. Последний долгий взгляд в глаза. Там, на той стороне, к юноше уже вернулись краски жизни, комната приобрела свой обычный вид. Словно ничего не произошло. Он знает, что сейчас окружающее его видится призрачным, тающим, исчезающим. Он теперь – призрак. Скоро, уже совсем скоро… Только последнее осталось, пока его не развеяло, пока кулак ещё…

Он успел ударить. Разнести зеркало вдребезги, когда увидел, почувствовал – сейчас. Освободив обоих, разорвав связь между их мирами. Каждый должен отныне пойти своим путем. Но если юноша ожил, освободился… То что произошло со вторым? Нашлось ли ему, куда вернуться или… В любом случае он не поступил бы иначе. Удар, жгучая боль, осколки, пронзившие руку, хлынувшая горячая кровь. Уже гаснущим сознанием он услышал проклятый голос, кричащий, заклинающий…

– Глупец, глупец, глупец!

Усмешка и шепот в ответ.

– Я – не ты.

И настала тьма. Метроном остановился.

По ушам ударил низкий гул турбин, сквозь прикрытые веки пробился яркий луч солнца. Летим? И быстро летим. Куда? Я открыл глаза. Прямо надо мной – чумазое личико, исчерченное дорожками слез, дрожащие губы. И – восторженный визг. О, господи… Ну зачем прямо в ухо орать? Жив я, жив.

– Очнулся, глаза открыл!

Девчушка чмокнула меня прямо в кончик носа и повернулась к пилотам. Глубже нахлобучила съехавший набок шлем и громко спросила в микрофон.

– Можно лететь быстрее?

Ответ я, разумеется, не услышал. Она сморщилась и показала в микрофон язык. Ясно. Это вам не такси, барышня, сидите на попе смирно. Не усидела. Повернулась ко мне и затеребила за рукав.

– Ну как вы, лучше? Так рвануло, всех разбросало, а вы…

– А у меня сейчас отвалится голова от твоих воплей. И не тормоши командира! И кто разрешал в нос целовать? У нас тут телесериал 'На фронтире' , сто шестидесятая серия?

Она обескураженно замолчала, хлопнув глазами. И уже тише продолжила, оставив рукав в покое.

– Вы почти полчаса были без сознания, накрыло взрывной волной.

– Стой!

Я поднес к глазам часы. А это что у нас? Даже не почувствовал за всей неразберихой возвращения – капельница. Мастерски поставленная, в предплечье, не на сгибе. Белый венфлон. Я перевел взгляд на свою новую санитарку-помощницу. Та покраснела и опустила голову. Прошептала, я почти не расслышал за шумом.

– Я испугалась. Когда вы упали, не знала даже, за что хвататься. Все забыла.

– Ты справилась. Капельница – то, что нужно.

Она слабо усмехнулась, покачала головой.

– Я металась между вами и тем сержантом. Он вырвал все трубки, слетел с койки, заорал на меня, влепил оплеуху. Привел в чувство. И умчался помогать остальным.

– Потери?

– Нет. Все живы, только еще трое с легкой контузией. Остались там, их вывезут позже.

– Как ответили?

Она пожала плечами и скривилась, словно хватила горького.

– Как обычно. Подняли дроны, навели артиллерию, те перемолотили там что-то. Все знали, что делать. Кроме меня, – девушка вздохнула и опустила глаза, – растерялась, перепугалась, руки трясутся, «мамочки» шепчу… Спасибо потом сказала ему за пощечину, если бы не она… Не знаю. А так сумела, капельницу, стимулятор вколола прямо через рукав. Знаю, нельзя так, надо стерильно. Я потом протёрла спиртом. Вечно забываю…