О'Cанчес - Пинка Удаче

— Слушай, пенек! Еще раз вот так махнешь — и я тебе твою палку знаешь, куда воткну? Прямо в жопу!

Оконце закрылось, джип вырулил за пределы двора. Тушин имел ориентировки и на этого толстомордого, и на его шатию-братию: гоблины среднего пошиба, промышляют чем придется, от организации подпольных игровых шалманов и цехов по производству «питьевой медицинской парфюмерии», до грабежей наркоторговцев, в основном цыган и таджиков. Да еще черных риэлтеров трясут на регулярной основе — ведь этим бизнес-уродцам приходится на все стороны кадить: ментам плати, но и местную бандитскую шпану не забывай, иначе не работа. Причина долгой живучести шайки в том, что, во-первых, Слоник, их главный, не лезет в высокие бандитские сферы, довольствуясь самостоятельностью и небольшим кусочком Петроградской стороны, во-вторых, не скупится на прикорм окрестной ментуры, а в третьих — как ни парадоксально — он не рвется сидеть на двух стульях: не пытается выйти ни в депутаты, ни в бизнесмены, то есть, не отрывается от уголовных корней в пользу респектабельности и, тем самым, не подставляет не защищенную уголовной репутацией спину вчерашним корешам-подельникам. Ну, и, в четвертых, он из «правоверных»: с давних пор, еще с тех же девяностых, с юношества, после первой и единственной отсидки, аккуратно и уважительно отстегивает в воровские общаки. Поэтому Виталику Заслонову уже сорок, а он все еще жив и на свободе, весел, сыт и нос в табаке. Все это Вадим Тиберьич давно знал от своих личных помощников и через общие информационные каналы союза ветеранов-оперативников, держал на заметке безо всяких планов… так… вприглядку… на «авось пригодится». А застрелить дурака всегда успеется.

Старик, словно бы не вняв угрозе, опять поднял клюку и бессильно погрозил ею вслед удаляющемуся автомобилю: скорое всего, он ясно виден в зеркальце заднего обзора, так что небольшая порция адреналина в эти свинячьи мозги делу не повредит. Тушин сам до конца не просчитал, зачем ему понадобилось возжигать на ровном месте огонек гангстерского конфликта, просто доверился интуиции, обогащенной долгим опытом оперативной работы.

Направо по Кронверкской улице, до угла с Большой Пушкарской — это без вариантов, а там… Предстояло идти как бы наискосок, до станции метро «Чкаловская», но не по прямой, увы, а «ступеньками», прямоугольными зигзагами, любыми из возможных, альтернатив-то полно. Сегодняшний зигзаг будет простейшим: он идет по Большой Пушкарской, сворачивает на Большую Матвеевскую и далее — всё прямо, по Матвеевской, до пересечения с Чкаловским проспектом, а там повернет налево — и вдоль трамвайных путей, пешочком, пока в метро не уткнется. Итого — километр четыреста метров, а по прямой, по диагонали, если бы таковая была проложена — ровно километр, проверено по компьютерным картам. Магазины, магазины кругом, магазины… И то в них продают, и это, а все равно хороших, надежных магазинов нехватка. Либо дорого, либо дрянью торгуют. При советской власти дефицит товаров, а при нынешней дефицит совести. Да, если «беретту» взять под другой бочок — это было бы тяжеловато для стариковской груди. Ах, да, берет надеть бы надобно, задувает.

Тушин не любил береты, неотъемлемый атрибут коренного питерского стариковства, но в последние годы — по весне и осенью — надевал, выйдя за ворота, покорно заламывал его на правое ухо, ибо этот головной убор типичен: «Как он выглядел? — Старенький такой, сутулый, с палочкой, в берете… обычный такой… росту среднего…»

Зачем ему все это, когда никто разведчика Тушина давно уже не выслеживает, никто за ним не охотится, никто не угрожает?.. С одной стороны — да, незачем, а с другой… Это только поблажку себе дай — мигом в развалину превратишься. Ходишь пешком, чистишь оружие? — вот… и все эти развлечения с незаметностью — точно такая же физкультура, поддержание личности в работоспособном состоянии.

Какого цвета Петербург? Спросите у большинства горожан и тех, кто бывал в этом городе хотя бы однажды, но не просто полюбопытствуйте, а пусть они попытаются определить один доминирующий цвет, описать его единственным словом. Изрядная доля тестируемых просто не сумеет вникнуть в предлагаемые условия, они так и погрязнут во всех этих тугоумных рассуждениях: зимой, дескать, одно, летом иное… в дождь так, а на солнце этак… мостовые одного цвета, а Нева другого… Некоторые из остальных, прежде чем разродиться образом, тоже станут буксовать в болтовне, упоминая синее небо, зеленые насаждения, черного пса, белую ночь, революционные традиции, однако, в итоге, присоединятся к разумному большинству и скажут: «Петербург серый».

А он — бежевый! Если, конечно, речь идет о Санкт-Петербурге в границах так называемого «исторического центра», а не об «исторических новостройках», типа Купчино, Гражданки или Ржевки. Те пока еще — по-прежнему серопупый захолустный Ленинград, хотя и они постепенно, мелкими рывками выпутываются из провинциального прошлого, камешек за камешком преображаются в северную столицу. Ох, и долог предстоит путь!.. Вадим Тиберьевич Тушин терпеть не мог «ленинградских окраин» и самого слова Ленинград, впрочем, как и Петроград, хотя зачат был, родился и вырос уже в Ленинграде, а не в Петербурге и даже не в Петрограде. Партбилет хранил и хранит до сих пор, но отнюдь не потому, что по-ветерански верен коммунистическим идеалам, нет: он в них разочаровался навсегда, еще до первой зарубежной командировки, еще на семинарах и занятиях по марксизму-ленинизму, которые отнимали у будущих разведчиков силы и время на тупое конспектирование и задалбливание наизусть всей этой идеологической мути. Нет и нет, не потому он держит в архиве партбилет, а просто на память, потому что и эта красная никому не нужная книжечка — часть его жизни, судьбы, молодости, навеки утраченных идеалов… и этим ему дорога. Социализм — абсурд, делом доказавший свою противоестественность, это да, это он вволю похлебал; но невыносимо горька и обидна сама мысль о том, что окружающая капиталистическая действительность, ничуть не менее гнусная, разлившаяся ныне по всей планете, неизбывна и окончательна, живи еще хоть четверть века, хоть четверть тысячелетия! Как после этого жить, для чего жить? Ради кого? «Постиндустриальное общество»! Матерных слов не хватает.

— Галерея? Да, сударыня, правильно идете: через три минуты упретесь в Большой проспект, не пересекая, и там один квартал направо. Пустяки, того не стоит.

«Чкаловская». Высокое, обложенное гранитными плитами основание станции, словно бы стилизовано под ступенчатую майянскую пирамиду. Подняться по десяти ступенькам до дверей — пока еще не подвиг, тем более что и пандус есть, но каждый раз перед заходом на эскалатор настроение у Тушина падало на несколько градусов, а все из-за дурацкого турникета: раньше он боялся, что створки неожиданно сомкнутся и стукнут его по старческим бокам или коленям, а теперь всякий раз нужно прикасаться к этим идиотским пальцам стальных шлагбаумов — поди, узнай, кто их, там цапает, в течение дня, своими черт знает чем загаженными конечностями! Зимой-то хоть в перчатках…