Юрий Леляков - Великая тайна Фархелема

— Нет, я спал… немного… — признался Джантар. — Но и то правда: не чувствую, что отдохнул. Хотя как тут отдыхать…

— Но сейчас тебе просто необходимо восстановить силы, — возразила Фиар. — Пока всё равно ничего сделать не можем…

— И даже не думай, что остаёмся на время без связи с внешним миром, — поддержал её Минакри. — Тебе ещё никогда не случалось расходовать столько энергии…

— Верно… — согласился Джантар. — Такого со мной ещё не было. Но где мне расположиться, чтобы отдохнуть… Тут и лечь негде. Разве что сесть у стены…

— Можно тут, на ящике, — донёсся из темноты полусонный голос Герма (и Фиар, плотно закрыв дверцу люка и включив фонарик, направила свет в дальний угол подвала, где Герм как раз вставал с массивного, сколоченного из отдельных досок предмета). — Я всё равно не могу заснуть — а тебе просто нужно. Потом в любой момент могут понадобиться свежие силы и восприятие…

Джантар как-то механически встал и поменялся местами с Гермом, прислонившись к холодной, как в том подземелье, стене в углу подвала — и снова ощутил, как по телу разливалось приятное расслабляющее успокоение: должно быть, Фиар снова пыталась помочь ему заснуть. Но и такое расслабление вдруг показалось непозволительным, противоестественным… И к тому же оно снова не было полным: не давали покоя мысли о судьбе Донота и Ратоны, возможных масштабах и причинах происходящего. Вопросы, на которое пока не было ответа — но потом могли появиться такие ответы, что даже трудно и страшно представить, как с этим жить…

И однако, в последующие несколько часов отдохнуть и выспаться Джантару не удалось. И эти часы были полны перемежающимися урывками неполного сна и неполного пробуждения: он не мог ни вполне воспринять окружавшую реальность; ни вполне отключиться от неё, сосредоточившись на видениях; ни просто погрузиться в сон — продолжая видеть вереницы образов, порой столь диких и бредовых, что сам не знал, возможно ли такое наяву даже в этой, новой реальности, или он видит собственные кошмары… И в урывках полупробуждения он, кажется, рассказывал остальным: как толпы опять же голых людей (многие — с костылями, на протезах, слепые, и даже умственно отсталые) под конвоем вооружённых солдат садились в фургоны или автобусы, оставив сваленные в каких-то коридорах беспорядочные кучи одежды; шли чудовищные пародии на военные учения: дети разного возраста, выбиваясь из сил, под присмотром взрослых в военной форме — рыли прямо посреди школьных спортплощадок окопы; бинтовали тех, кто изображал раненых; метали вдаль какие-то предметы; куда-то бежали с грубыми макетами ручных пулемётов; и даже опять-таки инвалиды с костылями и протезами — пытались ходить строем, неумело выполняя команды орущих что-то нечленораздельное офицеров… Были и уже знакомые Джантару видения: конвоируемая солдатами колонна в зелёных рясах; автобус, полный людей, прикованных к поручням и спинкам сидений (в этот раз тоже голых, чего в прежней версии этого видения не было)… Но всё же большей частью шли новые, не виденные никогда прежде — и от раза к разу всё более ужасные образы: чьи-то лица с выражениями испуга, отчаяния, страдания; снова толпы подростков, в которых грубо орудовали солдаты, подавляя пинками и ударами прикладов начинавшееся волнение; снова — рвущиеся куда-то толпы взрослых; ещё группы голых людей под присмотром солдат — то просто под открытым небом, то в каких-то помещениях (а в одном из таких эпизодов — чья-то попытка вступить в разговор с людьми в форме кончилась тем, что этого человека схватили, оттащили в сторону, и стали к чему-то привязывать); новые, всё более яростные схватки солдат с толпами то подростков, то взрослых; и в какой-то момент — снова тот привязанный за руки человек, которого хлестали прутьями cолдаты, в чьих выражениях лиц уже не было ничего человеческого (и тут же — другой отчаянно молотил связанными руками и ногами по забрызганному кровью асфальту, под тяжестью севших прямо на него солдат; и третий — совсем ещё ребёнок, с выпученными от ужаса глазами, отчаянно хватал ртом воздух, его держали за руки двое солдат, а уж что делал там третий, стоя как бы спиной к Джантару — понять было трудно, а предполагать страшно); и ещё голые подростки, под прицелами пулемётов несущие на носилках окровавленные тела — трудно понять, живые или мёртвые… И лишь та же какая-то эмоциональная оглушённость позволяла Джантару более-менее связно пересказывать всё это остальным — внутренне удивляясь, как сам не сошёл с ума от такого…

Правда, были и другие, совсем иного характера образы, дававшие хоть какую-то надежду, что не всё увиденное — реальность… Временами он видел нечто, казалось бы, вовсе непонятное: мертвенно-серебристые человеческие фигуры, что как бы на ощупь искали друг друга на фоне какой-то угольной черноты (где ещё просматривалось лишь тускло-пепельное подобие изгороди из невысоких кустов); вереницу человекоподобных роботов, словно растянувшихся в космическом пространстве по орбите вокруг какой-то планеты (тут даже представилось: результат неудачного эксперимента; и в другой момент подобный сон наверняка поразил бы воображение, но увы, не сейчас); и ещё какие-то, тоже как бы инопланетные ландшафты, в непривычном, то жёлтом, то синем свете; и мелькания и взаимопревращения совсем непонятных, неопредёленных образов… А временами шли и просто образы собственного прошлого: подготовка к обороне университетского здания в Кильтуме; собрание студенческого кружка там же; та стройка рядом с домом; путь в запертом купe из Керaфa в Кильтум; спортивное занятие в школе, где он упал, потеряв равновесие… Но всякий раз в очередном полупробуждении возвращалось осознание тяжёлой реальности — со всей дикостью, непонятностью, неизвестностью судеб Донота и Ратоны, на которых никак не удавалось настроиться — и очередном полусне он видел всё то же: массовые столкновения, прорывы куда-то толп, голые окровавленные тела, а однажды в какой-то момент — и офицера с торчащей из живота рукоятью чего-то, падающего с большой высоты… И сквозили те же вопросы: неужели это происходит в реальности? И — во всём этом их вина, они, пусть невольно, спровоцировали это? И почему должны расплачиваться столько невинных людей — имеющих, кстати, в своей жизни те же проблемы, что они сами? И — чего именно, каких признаний и действий ожидают изверги, устроившие всё это? И в чём и насколько вовсе может быть вина перед нелюдями, так «исполняющими долг»?..

А в мгновения, когда уже просто срабатывали охранительные механизмы подсознания, не дававшие сойти с ума — Джантару начинало казаться: всё это неправда, cобственный кошмар, надо просто не частично, не наполовину, а полностью проснуться, и вернуться к своим мирным делам… Но проходило время — и с очередным видением обследований, конвоев, рвущихся куда-то толп, и (что тоже по-своему страшно) тут же спокойно идущих по своим делам взрослых (должно быть, уверенных: их всё это не касается и коснуться не может) возвращался весь ужас происходящего, и Джантар вновь и вновь пытался настроиться на Донота и Ратону — но как раз это не удавалось, будто сама взбудораженная, мятущаяся реальность препятствовала ему в этом… А здесь, в подвале, как-то ничего не менялось: все обсуждали увиденное им, делясь предположениями; и наверху в доме — как будто было тихо; да и снаружи, по ту сторону люка, больше ничего не происходило — и от этого всё было ещё более непонятно. А сам он продолжал пребывать в этом напряжённом полусне-полубодрствовании, из которого, казалось, не было сил самому, без посторонней помощи, выйти либо в сторону сна, либо в сторону яви…