Юрий Леляков - Битва во времени

— В том-то и дело, — согласился Селиверстов. — Сразу, исходно — разные представления о ценности и достоинстве личности. Либо — остаться свободными и решать проблемы самим в меру своих сил, либо — отдаться под власть, поступиться свободой, чтобы казалось, будто они решаются сами собой, но тогда сразу зачатки несправедливости: на место высшей правды — ставится попросту чья-то сила, нравственность — подменяется покорностью ей…

— Так и есть… — горестно вздохнул Талир. — А потом кому-то удобнее управлять рабами — и этот кто-то входит во вкус произвола…

— А астральная реальность создаётся мыслетворчеством людей, — напомнил Селиверстов. — И страшно, если — несовершенных… Как говорят на Земле: «что наверху, то и внизу».

— А у нас говорят: «каждый мир есть зеркало другого», — подтвердил Джантар. — И… значит — многие из контактов…

— Увы, так и есть, — в свою очередь, подтвердил Селиверстов. — Игры с одной стороны — и глубокое потрясение для другой. Ведь в общем — лишь игра… И — сами каноны… Эти «человеческие» биографии божественных сущностей — где всё якобы исполнено высшего смысла, и идёт к одной цели… Иногда в основе и есть — просто биографии людей, где многое сложилось стихийно, никем заранее не предусмотренно, или если и был какой-то план — то совсем иной. А канонический «высший смысл» придуман позже — и богословы толкуют, как некие символы, в общем случайные обстоятельства…

— И кажется — как всё просто, — признался Лартаяу. — Теперь, с ваших слов…

— И — как иногда соотносится с исторической правдой… — добавил, подходя сзади, Кламонтов. — Той, что сложилась как реальность… Оказывается… и Занклу-Хартвес в новом воплощении — совершенно неприметный чиновник, сам не помнящий, что проповедовал — а его роль в астрале играет кто-то другой! И тот же Вохрил — думаете, действительно являлся все четыре раза? Нет — только второй и третий… Это потом уже, как первое явление — в мифологиях использован неизвестный древний проповедник, а в четвёртый раз — являлся кто-то, захвативший в астрале должность Вохрила! А сам он — малозаметный настоятель храма когда-то основанной им веры!.. Вот так и там торжествует низкая политика, перехват и передел власти — не то, что в вашем астрале. Сравнить — хотя бы конкретно со всеми вами… Или… я не знаю — вы вообще много рассказывали друг другу о своём прошлом? — спохватился Кламонтов.

— Ну… я о себе — всё, что помню… — ответил Джантар, ошеломлённый такими подробностями. — А… к чему этот вопрос?

— Я не хотел неосторожно коснуться… чем вы сами, возможно, не готовы поделиться, — объяснил Кламонтов. — А то — Джонор Хиеф рассказал мне кое-что о вас…

— Нет, почему же, — начала Фиар. — Мы ещё в интернате многое вспомнили о себе. Например, меня звали Кинтайче Малунтар — и я много лет была врачом в Кильтуме. И Ратона, тогда Ларакадо Лутаири — тоже… Кстати — дальний родственник того Лутаири. Но он был монахом-врачевателем в уиртэклэдском монастыре, а там это — совсем по-другому. Наизусть запоминали целые учебники… А Итагаро, наоборот — сам упоминается в учебниках как Нариома Факадалари, в связи с ранними работами по спектральному анализу…

— Мог сделать больше… — вздохнул Итагаро. — Но кто-то донёс как о дезертире из армии, в результате — смерть в тюрьме… Такое мы теперь помним…

— Но для вас хотя бы естественно — помнить это? — переспросил Кламонтов. — И… что Герм Ферх — Тэйн Катур — строил и испытывал едва ли не первый в истории Фархелема планер; и Минакри Арафо — Дмазор Гдугар — бежал от «посвящения во взрослость» на родину матери, чтобы получить образование, и вернуться как миссионер…

— И нашу миссию разгромили, — печально добавил Минакри. — И как раз это — был последний толчок к тому решению 7126 года… А сейчас я — опять сын тех же родителей. И — снова как-то сказалась старая карма…

— А я? — с горечью добавил Талир. — Что успел в тот раз за 20 лет? Герм Крион, студент-медик — тоже бросил учёбу, чтобы не резать червей, не участвовать в этом варварстве, пошёл работать на завод, а там какой-то «простой человек» позволил себе «расслабиться» на рабочем месте — и взрыв…

— А я, тогда Гилут Сарам — прожил обычную, незаметную жизнь… — признался Донот. — Хотя интересовался многими вопросами устройства природы, общества, искал ответы — ничего особого не достиг… А потом, уже как Гиял Риеф, тоже поступил в мединститут, а там сразу — «посвящение в студенты». Старшие заставляли младших выпить по ведру грязной воды с какими-то спорами — представляете? Чтобы потом — тошнило, рвало, мутило… И это — в мединституте… И успел только… в драке перед смертью сам «посвятить» кого-то о ближайшее дерево… — Донот перевёл вдруг гневно участившееся дыхание. — Так что я и есть — тот мой дальний родственник. И имя в извещении использовал не чужое — бывшее своё. Просто — не находил случая рассказать. И даже не хотел — о таком…

— Что — дошла очередь до меня? — с тревогой спросил Лартаяу. — И… думаете — сейчас уже можно? А то и я не говорил всей правды, какую помню… Я же не просто потомок Лартаяу Третьего в тринадцатом поколении — ещё и прямой потомок в первом. Тот самый наследник, загадочно исчезнувший тогда. Скрывался в монастыре до 72-х лет…

— И… ничего не говорили даже нам… — прошептала Фиар. — И ты, и Донот…

Да и Джантара — будто встряхнуло, едва услышал это. Хотя — тут же понял — сам подсознательно ожидал…

— Но ты же видела, что значит — признать за собой такое… Происхожу от себя же по внебрачной линии, начавшейся в монастыре — и там нашли! Или — какой-то вектор так указал на меня…

— Но я начал не к тому, — уже растерянно произнёс Кламонтов. — Просто хотел провести параллель: кто вы сами, что значит быть избранным — у вас… Не дикая игра, не многолетнее лжеученичество… И вам не стыдно за ваш вклад в историю — в отличие от тех, мифы о ком даже неудобно затронуть. Поистине — «не то позор, не то грех»… Да и у нас всех — такие же свои тайны. Я — в нашем 1443 году, увлёкшись астрологией, бежал от толпы фанатиков через ночное заснеженное поле, где и спрятаться было негде — и если бы не чей-то дисколёт, страшно подумать, что могло быть… Или Тубанов — какими помнит те, дореволюционные, церковь и казачество, если видел разгоны демонстраций? И что было с ним за «слишком свободные» разговоры — не где-нибудь, в университетской аудитории?.. И для Мерционова императорская армия — не идеал и не миф: её свои же чиновники разворовывали прямо на войне… Ареев, правда — в те свои 14 лет побывал-таки в сталинской тюрьме 1937 года… Но всё это мы помним: каким было, и — каким могло быть… А — что помнят эти «кающиеся», позорящие страну? Очереди в магазинах? И… звероподобное «собственничество», «свободу» быть убитым за денежные долги — выстрадали в своих очередях?.. И — такие вот лакейские «пророки», «праведники» с унылым отказом от чего-то, «страдальцы» — не за собственные убеждения, а кто-то дёргает их за привязь, заставляя страдать… Вы бы слышали — как они униженно выспрашивают у своих астральных покровителей разрешение на каждую мелочь! Но попробуй заронить в их умы хоть каплю сомнения… — после короткой паузы продолжил Кламонтов. — Что говорить: стадо, третья группа потребностей, не выше, но — при современной технике…