Алексей Грушевский - Игра в Тарот

Наконец он снова соизволил обратить внимание на совсем уже сникшего посетителя. Легонько пнув его ногой, спросил:

— Эй, там, ещё живой? Это что у вас всегда так? Ведь садизм какой-то….

— Если глубоко не вгонять, то не больно. Борис Петрович, можно палочку вынуть? Глубоко загнали. Болит, неудобно, как бы не воспалилось… — прозвучал сдавленный писк.

— Да вынимай, только на стол не клади, измажешь. Держи при себе.

Пал Палыч, кряхтя, поднялся и встал перед столом. Но теперь выправкой он не блистал, стоял как-то слегка не то согнувшись, не то как-то странно присев, в общем, что называется — в раскоряку:

— Борис Петрович, это, если делать с умением — будет приятно, вознаграждение, а если, как Вы сейчас, резко и глубоко, то — наказание. Очень удобно. И поощрение и наказание, так сказать, в одном флаконе. Буквально доли миллиметра отделяют удовольствие от боли, и это в руках начальника. Подчинённый во время сеанса, поверьте, это очень остро чувствует. Буквально находится в полной власти старшего наставника. Очень мощное воспитание. А при регулярном использование этого метода, вырабатывается устойчивый условный рефлекс уважения и почитания начальника. Осознание кто главный, происходит на физиологическом, рефлекторном уровне а не логически, что очень мобилизует, не оставляет никаких вопросов, неопределённостей, вариантов и исключает возможность сомнений в авторитете начальства.

— И что, все на это согласны? — покрасневший лик старого партократа был просто ужасен, казалось, ещё чуть-чуть и он взорвётся от потрясшего его нового откровения, осознать которое он был явно уже не в состоянии.

— Ну, конечно же, не все. Кто не согласен, кому это не нравиться, тот сразу отсеивается. Идея в том, что вертикаль должна строиться из людей имеющих к этому склонность, из таких людей которых эта технология объединяет, мобилизует и сплачивает в единое братство.

— Мда-а-а… а мы философию учили, психологию, как людей воодушевлять, агитировать, убеждать, заинтересовывать, искать общую цель, пытались понять объективные законы развития общества… а у вас, в гебе, вставил дрын в зад и больше ничего и не нужно, получается, панимаешь — старый коммунист недоверчиво качал головой не в силах, видно, принять и переварить такую простую и очевидную истину.

— Но это вот, понимаете ли, и становится, так сказать, основой взаимного интереса. А вся эта пропаганда, конечно же, необходима. Но для низов, быдла. А гос аппарат должен строиться на вот… этих принципах. Поверьте, это надёжно и просто, надёжно и очень технологично… — убеждённо говорил Пал Палыч (видно, после того как из него был выдернут дрын, ему заметно полегчало).

— Вот как, выходит, и не надо никого убеждать, мотивировать вставил дрын и…

— Просто надо работать с теми, кто это приемлет. Если человек к этому способен — брать в дело, если нет — свободен.

— А если притворится?

— Невозможно! Даже если на первых порах будет притворяться, через некоторое время или это… м-м-м-м… идея власти и порядка в него войдёт, или он больше не сможет. Это лучше любого детектора лжи. Скрыть невозможно. Надо всех прогнать через это, и всё станет ясно — кто наш, а кто нет, с кем можно работать, а кто — свободен. Никакие анкеты, никакие личные дела так ясно человека не высветят.

— Так если тебе власть дать, ты через этот дрын всех прогонишь? — старый гарант конституции, похоже, был просто потрясён.

Кандидат в приемники скромно потупился, всем своим видом показывая — надо, что поделать

— Значит, если я тебя поставлю, ты всю эту сволочь через этот дрын прогонишь? — начальник требовал уточнений.

Кандидат в приемники развёл руками и скромно улыбнулся, несколько раз кивнув головой.

— И рыжего насадишь, и кепку? — продолжал уже как-то мечтательно властитель огромной страны.

— Всех. А как же, порядок — ответствовал Пал Палыч.

Наступила долгая пауза. Матёрый человечище сосредоточенно грыз огурцы, видно тщательно обдумывая дело государственной важности. Наконец спросил:

— То есть ты их всех отдрынишь? Но их же много? Как справишься? Ведь не сдюжишь, надорвёшься!

— Так ведь вертикаль. Распределение полномочий. Я буду… работать только с премьерами, вицепремьерами, с кругом государственных служащих самого высшего ранга. А они в свою очередь будут распространять… свои полномочия на служащих рангом ниже, и так до самого основания.

— И что, все друг друга, значит, будут…? — потрясённый Борис Петрович уставился своими налитыми кровью глазами на собеседника.

— Будут! Сверху донизу, в соответствие с должностями. Высшие — старших, старшие — младших, младшие — низших, и так далее. Орда. Только так. Иначе порядок на Руси не восстановить. У нас Евразия, понимать надо, только такой подход сработает — убеждённо и гордо ответил Пал Палыч, прямо и смело, смотря, в горящие огнём сумасшествия, глаза старого алкоголика.

Борьба взглядов длилась несколько бесконечно долгих секунд. Наконец усталый властитель опустил голову и задумчиво молвил:

— Да-а-а, когда я на броневике стоял, а вокруг народ, народ, флаги, надежда… какое время, какое время было! Всё просрали…Разве я мог тогда подумать, что вот этим всё и кончится. Ну почему им всё мало? Мало, мало… — он в раздражение грохнул кулаком по загремевшему посудой столу. — Сволочи. Воры. Жульё. Развалили Россию. Разворовали!

Он снова замолчал, безвольно уронив на грудь голову. Прядь седых патлов, почти коснулась поверхности стола. Вдруг он встрепенулся, и на Пал Палыча глянула настолько страшная перекошенная ненавистью харя, что он чуть, было, не бросился в панике бежать, оставшись на месте лишь каким-то чудом, истекая потом и покачиваясь на предательски дрожащих ватных ногах.

— Заслужили, заслужили, сволочи. Такого как ты заслужили. Пусть получат! Ещё вспомнят меня — брызгая слюной, хрипело пьяное чудовище. — И как это у вас называется?

— Родину любить! — гордо выпятив грудь, молвил Пал Палыч.

Ответом ему был уже совершенно дикий взгляд Бориса Петровича.

— Как, как, к-к-к-к-к-ак…? — зашёлся он, задыхаясь, в каком-то судорожном кашле.

— Родину любить. Мы это называем — «родину любить». Я научу их «родину любить». Обещаю Вам…

— Это… придумали… вот это да…надо же… ну дают! — Борис Петрович, казалось, был потрясён настолько, что, явственно, впал в приступ эпилепсии.

— Может врача позвать? Как бы гарант, того, коньки не откинул — подумал, уже было, Пал Палыч, но тут могучий старик справился с охватившими его судорогами, и жутко напрягшись, резко подался в сторону невольно попятившегося от него гостя.

— Пошёл вон! — заорал, уже не в силах сдерживать гнев и отвращение, совершенно обезумевший партократ, запустив в посетителя, бросившегося стремительно бежать, недоеденным огурцом.