Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

– Ладно, говорите, я вас слушаю. В чем дело?

– Предупреждали тебя, что обручение так же свято и нерушимо в Андрии, как и венчание? Тем более королевское.

– Конечно. Однако в самом договоре предусмотрен развод после венчания и рождения мальчика. Да я ведь не буду против, если меня и навечно захомутают, моя фрисса! А на самый крайний случай – постригусь. Будем с Бездомником два монашка под дырявыми зонтиками…

– Если пустят. Это короли в Андрии вольные, а монахи бродячие, королевы же и монахини – пленницы и заточницы.

– Ну, Иола, разве так далеко вперед можно загадывать? Вот не будет у меня ребенка, Мартин, глядишь, первым отбой даст. Отправляйся, скажет, к мамочке в древесный монастырь или к другой – в горный.

Что заставило Серену вспомнить про судьбу королевы из инсанского рода – сама она не поняла. Однако Иоланта не принимает ни шуток, ни мистики.

– Не даст он тебе отпуска. Ты, какая ни то, – меч против нэсин, средство и повод для противостояния им.

– Тоже слыхала. Только противостояние уже назрело, и я не меч – палка, которой сбивают спелые груши с ветки. Я помогу Марту. Выглядит не по-лесному – развязать агрессию и прочее… Только скажи: вот вассал уговорился платить сюзерену дань, а потом отказался: это беззаконие или первый шаг к отделению? Я видела: кунг Димитр и Мамай. Иоанн Третий и… Ладно, то еще не решено, а пока хоть на мужа порадуюсь.

– Ты его любишь, кунга Мартина?

– Я люблю то, что невозможно, Иола, и рвусь к недоступному; такова моя природа. А Мартин – он рядом, как тень. Тень своего брата Даниля.

– Объемистая тень, сказать по правде.

– Слушай, ты смеяться пришла? В самый канун… Как обернется, тем и обернется. Свыкнусь, а потом выращу в себе любовь. Обыкновенную, земную. Март… он чудесный, моя фрисса.

Кобыла кивнула – мохнатая челка пала на блестящий глаз.

– Знаю. Лучший из седоков мира.

– А свою реконкисту он и без меня начнет.

– И начнет скорее, чем с вами, – вдруг вмешался конь. Серена вспомнила его кличку: Судур. Этот караковый пожилой фрисс только раз ходил под ее седлом, поступь у него была мягкая, прямо как у иноходца. – Король, может быть, и не хочет первым выступать, против хозяина-то. Ждет, пока Владетель Нэсин возмутится и потребует вас от имени не права, а силы.

– Вот тогда захочет Мартин – останусь, не захочет – съезжу с его колечком на пальце. В выборе супруга я свободна, это не повод для ссоры государей.

– А что высокий господин Эрбис тоже имеет право желать от вас нечто по договору, вы помните? Он, по счастью, не пылкий юнец, который хватается за меч раньше, чем попробует взять свое по доброму согласию.

– Лошади! Вы и от него имеете слово, что ли?

– Эрбис – не друг Марту, – продолжал Судур. – Он друг Даниэля, родич Даниля. Он никогда – понимаете, никогда! – не потребует супружеской доли от вашего аманатства. И не уступить ему в том малом, чего он добивается:: не увидеть, как живут аниму в Стране Нэсин, – значит обидеть его совсем неправедно.

– Ох, ну ведь сейчас еще не утро… то есть так говорят просто… Обидно не посмотреть инсанские чудеса, но, скорее всего, то просто отсрочка.

– Может, и отсрочка, – снова вступила Иоланта. – Только к тому времени у Мартина выбьют из кулака игральные кости. Инсаны проглотят и эту обиду – то уже решено между ними, – и другие подобные. Войны за независимость из-за тебя не начнется, госпожа. А вот мелкое нечестие, недостойное кунга, – оно обнаружится перед всеми.

– Думаю, что я вовсе не бессмысленная костяшка.

– Думайте, – кивнул Судур. – Завтра коронация в Соборе, послезавтра там же, ради особой торжественности, обручение, а на третий день истекает ваш срок у андров и начинается совсем иной отсчет.

– Тогда едем прямо сейчас, – решительно сказала Серена.

– Куда и на ком? – чуть невпопад переспросила Иоланта. Характер «дикой кхондки», по временам едва ли не флегматичный, иногда взрывчатый, иногда ставил в тупик и ее, как всех жителей Андрии.

– Как куда – в резиденцию инсанского короля, – объяснила Серена. – Там Владетель ждет присяги помазанника Божия. А на ком – Иола, ты же меня в седло никогда не пускала. Ты Мартинова. На твоем друге Судуре, я так полагаю.

Лошадь тихо проржала, смеясь:

– Я Мартинова, это ты верно подметила. И шагу бы не сделала против его желания, если бы не хотела для него лучшего, чем он сам. Но к нэсин тебе ехать нет нужды. Дорога наша куда короче!

– О чем это ты?

– Инсаны ждут у подножия Замковой горы до тех пор, пока не наступит рассвет.

Дали знак Артхангу – в пределах Замка он уходил и приходил без отчета. Кони отыскали во внутренней стене подземный ход: с виду то была просто кладовая, которой давно не пользовались. От кого услышали – от Эрмины? От мунков? Или, скорее всего, от всеведущих и поэтому никем не любимых манкаттов, которые в совершенстве овладели умением приходить, когда захочется, и уходить по своей воле. Тугая дверь с треугольным навершием была обита жестью, заложена засовом, который намертво приржавел. Судур досадливо крякнул и занес над ним копыто, но сталь поддалась легкому касанию пальцев девушки.

– Вы и вправду владеете железом, как братья наши мунки, – проржал он.

За дверью открылось узкое и тесное помещение, полное темноты. Тут, наконец, Серена вспомнила о крошечном, в виде брелка, фонарике – под небом не случилось в нем нужды всем четверым, ночное зрение и у Серены было как у дикого зверя, а Артханг, по сути, им-то и был. Маскировка тоже казалась нелишней. Тонкий, еле видимый луч скользил по каким-то бакам и бутылям, по глыбам песчаника, которыми была заложена высокая арка противоположной стены. Вода сочилась из-под кладки, покрывая пол тонкой пленкой; пахло одновременно едким вином, сыростью и перегоревшей золой.

– Здесь тайный путь родника, который ведет вглубь, под стены крепости, – пояснила фрисса. – Когда андры соорудили водопровод, старый фонтан, который снабжал обитателей Замка водой во время осады, оказался совсем не у дел. Вот он и ушел вглубь: так как ему нужен был исход, он заранее пробил себе дорогу под склоном и теперь лишь выточил в ней просторное ложе. Мы уйдем отсюда дорогой чистой воды.

– Засов я одолела, а что надо сделать со стеной, Иола? Сдвинуть противовес или просто сказать ей пару ласковых слов на языке мунков?

– Нет. Слушай, как мы с Судуром.

Она резко гоготнула, взвизгнула, всё более и более повышая тон. Жеребец подтянул в терцию. Под сводом заметалась потревоженная летучая мышь, ее писк колыхнул древнюю завесу паутины, и оттуда полетели густые серые хлопья. Другие кожистокрылые один за другим просыпались, их голоса, четко, до боли звучащие в ушах Серены, заставляли воздух трепетать, как желе. Стена с натугой скрипнула и нехотя поднялась вверх. Вода со стеклянным плеском устремилась вниз, по неровным широким ступеням естественной лестницы.