Татьяна Мудрая - Кот-Скиталец

Стало светло, но это еще было серое утро, без солнца. Ехали садами и рощами, затем начались возделанные поля с легким запахом навоза и скошенной травы, источающей зеленую кровь, мелкие речушки с плоскими берегами и илистым дном. Серена задышала глубже и слаще. Местность тут казалась более патриархальной, чем та, по которой их везли в колесанках, – реже попадались густонаселенные поселки и деревни, чаще фермы и хутора. Андрское земледелие процветало на тех почвах, где к поверхности подступала подземная вода, а людные поселения вытягивали ее. Но и здесь чувствовалась вечная андрская усталость, древесный лист кое-где был обведен желтой каймой, плодоносный слой ветшал, расползался, его рвали остроугольные гранитные глыбы. «Мир меняется, когда иные люди глядят на него», – подумала она. Владетель то придерживал своего Варда, чтобы перекинуться с ней малозначащими словами, то уходи вперед. В поведении прочих инсанов было что-то обыденное – не уход от погони и не увоз миссии из страны, где назревает террор, а просто исполнение своего права.

– Здешний парламент и его король не посмеют выступить против права нашего Владетеля, которое он осуществил так легко и быстро, – сказал Серене с оттенком похвальбы какой-то молодой инсан. – Только лучше не вызывать лишних вопросов: кто вы, если не обычная инсанская жена, и зачем с нами сам Владетель, если ему надо послезавтра принимать присягу у короля. Поэтому вы и едете не под своим именем, а точнее – безымянной.

Ближе к границе к ним присоединялись другие инсаны, попроще одетые и не только с женщинами – с детьми и вьючными мулами.

– Не дипломаты, купцы, – объяснил Серене тот же юноша. – Люди вольные, предприимчивые и бесстрашные. Мы предупредили, что нам требуется многолюдье, а сами более того хотим дать им посольское прикрытие и неприкосновенность. Андры на них сейчас особенно косятся. Как по-вашему, хватились вас в Замке?

– Пожалуй что и нет, – усмехнулась девушка. – Там есть кому позаботиться, чтобы меня начали будить и наряжать попозже.

И то, чего она раньше желала, показалось ей до того неприятным, что искривило ее губы как бы оскоминой. О магия неведомого и неизъяснимого! Всё просчитанное заранее, всё знаемое – мертво, даже еще не родившись, думала она, медленно проезжая в толпе мимо открытого шлагбаума и людей в камуфляже, бронированных повозок и надолб – и почти не замечая их. Для них всех вроде не было ни проверки, ни особого досмотра: на ее ощущении сказались либо авторитет Владетеля, либо ее отрешенность.

А за черно-белыми столбами тощая андрская почва, покрытая кустиками и клочьями серой травы, вмиг рассыпалась в прах, который волнами ложился по ветру, тек, как вода, огибая белую кость камня, собирался в отлогие холмы, имеющие форму полумесяца. Ветер дул в тонкую свирель травы, шелестел песком и пел в ушах.

– Это и есть царство нэсин, – сказал Владетель. – Пустыня для нас прекрасна, как лицо любимой женщины.

– Не мешало бы и ей так же закрыться.

– Она и так закрывается от твоих глаз, упрямая кхондка. Ты привыкла к чрезмерности своего Леса, а ее не умеешь читать.

Как ни странно, он был прав. Конечно, мысленные путешествия Серены охватывали множество степей и пустынь, но сквозь сердце не прошла ни одна.

Она заметила, что женщины стали держать себя свободнее, завесы приоткрылись, несмотря на свое трансцендентное значение. Здесь они были у себя. Оживились и кони, а манкатты, в том числе и Багир, покинули седла и побежали сбоку от отряда по невидимой тропе, которую чувствовали их глаза и носы, издавая довольное, низкое мурчанье.

– Мой Багир знает, что здесь много Живущих, и соблюдает их, – довольно говорил Эрбис. – Чтобы не причинили вреда тебе, нам и нашим семьям, а также друг другу.

– О, Багир – истинный властитель Быстроживущих, – улыбнулась Серена. – А ты – можно, я буду звать тебя «Владетель Кота»?

– Не боишься шутить надо мной?

– Возможно, это часть моего вена. Ведь ты что-то не торопишься делать мне иные подарки.

– Подарки? Прямо здесь? Хорошо, посмотри тогда на камни, что лежат у караванной тропы, попытайся прочесть те картины, которые Бог начертил внутри, – пошутил он. – Ведь ты именно этим помогала вашим маленьким лесным ювелирам? Нащупай кровь земли, жидкую или застывшую. Твоим будет всё, что найдешь или угадаешь.

Не успели они отойти от пограничной полосы, как настал полный день. Огромное солнце вывалилось на небо раскаленным до голубизны диском. От него мир плавился, дрожал, терял форму.

– Как горячи твои поцелуи при встрече, – смеялся Эрбис, поднимая глаза к востоку. – Но это радость. Это любовь, хоть она и опаляет.

Однако пекло так, что пришлось остановиться на отдых, тем более, что торопливый ночной переход по чужой земле всех утомил. Вокруг была своя земля, надежная, родная – пережидай сколько хочешь. В прокаленную почву вбивались колья, растягивались темные полотнища, внутрь заводили коней, чтобы вытащить из их дорожных сум баклаги с водой и напиться в тени.

Ранним вечером, когда небо поостыло, двинулись дальше, к большим обнаженным камням, что громоздились на краю видимого мира. То ли перспектива была обманчива, то ли со скалами происходило то, что неявно для себя ощущала перед Храмом мать Серены, но их угольно-черное нагромождение вырастало перед отрядом с ужасающей скоростью, пока не обернулось массивом древних, источенных временем гор. Сверху лежало плато, на него вели естественные лестницы ущелий, которые поднимались кверху почти вертикально. Коренастые деревья с плотной и дремуче-зеленой кроной росли по краям ущелий, размечая тропу. Инсаны свернули в одну из таких щелей. Серена дивилась тому, что они сразу оказались в тени: деревья смыкали широкую листву у них над головами, вытягивали из глубин воду и отдавали ее почве. В ущелье пахло сыростью и жизнью.

Почему-то вместо того, чтобы снова подниматься к солнцу, их дорога углублялась в гору, уходя всё ниже. Просвет наверху сужался, синел, как на дне колодца, и вот среди ясного неба над самыми головами путников зажглось множество планет.

– Ты довольна тем, что видишь, госпожа моя? – спросил Владетель.

– В этом есть радость для меня. Я люблю полуденные звезды, – ответила она.

Толпа – место, где человек обменивает свое личное мнение на суррогат весьма сомнительного качества.

…Артханг и в самом деле отыскал меня в рекордные сроки – благодаря не столько своим провожатым, сколько природному нюху и давним, еще лесным, связям с каурангами. Хотя он сам «за бугор» не путешествовал, однако дружки его приятелей нас в Лесу навещали. К этому времени я совсем обомжилась, дело быстрое, разве что эктопаразитов не приобрела: купались и стирали тряпки тут истово. Прежнее платье я, разумеется, отдала мункам и оделась с ближайшей элитной помойки: простой народ жил еще пошире его королевского величества. Еда была, к моему удивлению, своя и вполне доброкачественная: оказывается, каждый уважающий себя бомж держал огородик, а мунки засаживали палисадники земляной ягодой и хлебным кустом. Кое-что можно покупать в лавках на общественные деньги – сыр там, растительное масло. Кауранги постоянно ходили на заработок и благотворительствовали таким, как я.