Витус Вагнер - Дети пространства

Анджей тихо устроился на диванчике в углу, чтобы не мешать.

На большом экране светилась карта окрестностей мыса Алуг, На ней изображались небольшими значками кораблики и самолётики.

Время от времени хозяин брал микрофон и перебрасывался несколькими фразами с пилотом или судоводителем. Ответы были слышны через динамики, возможно потому, что сидеть в наушниках в такую погоду жарко.

— Джон, привет. — услышал один из таких разговоров Анджей. — ты что это летишь на ridesharing.org не залогинившись?

— Да лень что-то с попутчиками связываться.

— А Дара Линдснея ты знаешь?

— Ну кто ж не знает Рыцаря Весёлого Безобразия! Говорят ему на днях снабженец дают. Два года назад был самый молодой старпом, теперь будет самый молодой шкипер во всём оффшорном флоте.

— Прикинь, у меня третий день сидит его мама с ассистентом и ждет попутки в Боотис. А ты тут рассекаешь с выключенным райдшерингом.

— Погоди-погоди, Дар же откуда-то из Тагара. Что тагарская скэттерная тётка забыла в Боотисе?

— Тёмный ты, и не следишь за новостями социальных наук. Дарова мама не просто тётка из скэттера, а профессор этнографии, ведущий эксперт по этому самому скэттеру в Университете. У меня она появляется не реже раза в год с тех пор когда ещё Дарова старшая сестра с ней подмастерьем-коллектором ездила. В общем, тыкай уже в иконку на своём терминале и заворачивай ко мне. Айольского кумыса налью.

— Откуда у тебя айольский кумыс? Айол это же рудник на полпути между Хчыагнулом и Порт-Маккавити.

— Так доктор Линдсней и притащила. Она ж от самого Айола и досюда через все скэттерные поселения шла.

— Ну ладно, конец связи.

Через несколько минут в диспетчерскую вбежала Ильма с размахивая закрытым ноутбуком:

— Анджей, собирайся. Тут нашёлся нам попутный рейс. Через полчаса сядет. Райдшереская этика — нельзя заставлять транспорт ждать.

Она просто сияла от радости. Маяк на мысу Алуг, конечно прекрасное место для отдыха, но третий день ждать у моря погоды, когда столько всего в планах…

Смотритель, полуотвернувшись от карты смотрел на неё и исподтишка ухмылялся в усы, подмигивая Анджею.

И вот уже к маленькому пирсу у дома смотрителя подруливает довольно внушительных размеров двухмоторный винтовой гидросамолёт.

Из стеклянного фонаря кабины на носовую палубу, поднимавшуюся почти на высоту человеческого роста над водой, выскочил молодой парень в рубашке и форменных пилотских брюках, и подал на пирс швартов. Потом критически оглядел короткий пирс и волны, набегавшие на пляж у его начала, и сказал:

— Не, дверь салона до пирса не дотянем. Залезайте по штормтрапу через кабину.

— А я и не обратил внимания, что ты, Джон, себе PS-17 отхватил, — вместо приветствия сказал смотритель маяка. — стал теперь ещё большим пижоном, чем был. Раньше только пилотской формой при всех обстоятельствах пижонил, а теперь уже и самолётом.

— Ну, дядя Тим, таким самолётом через полгода никого не удивишь. Сейчас все, кто как-то связан с дальними перелётами, всеми правдами и неправдами копят на семнашку. Всё экспертное сообщество в панике. Семнашка продаётся тысячами экземпляров, а все другие модели больше шести мест и меньше шестидесяти вообще никто не берёт. Почему-то снижение разнообразия парка самолётов авиаэкспертов пугает.

Продолжая непрерывно болтать, Джон принял у Анджея оба рюкзака, потом скинул на пирс верёвочную лестницу, по которой наши герои поднялись на борт.

Как только нога Анджея ступила на металл самолёта, Джон крикнул.

— Хельга, заводи!

И принялся выбирать швартов. Так что когда журналист, пригнувшись, вошёл в кабину через дверь между пилотскими креслами, машина уже сдавала назад, отходя от пирса.

В правом кресле сидела девушка с длинными русыми волосами, собранными в две косы, похожие на те, что носила Ильма, поглощённая управлением самолётом. На левом, обращенном к проходу, боку у неё на ремне форменных пилотских штанов висели весьма внушительные ножны из которых торчала вычурная костяная рукоятка ножа.

— Это мой второй пилот, Хельга Сильвер, — представил её Джон, захлопывая дверь. Повернувшись в кабине, он взглянул на Ильму, которая ещё не успела спуститься в салон. — Ильма, а вы и правда мама Дара Линдснея? Тогда понятно почему он всё время к Хельге клеится — она на вас похожа. Унаследованная от отца генетическая программа, наверное. А ещё у нас в экипаже есть Микель Сомнер, штурман-наблюдатель. Он сейчас в салоне обед делает. Но метод Сомнера не он изобрёл. В общем, садитесь там в салоне на лавку и пристегивайтесь, Хельга уже почти на взлёт вырулила.

С этими словами словоохотливый командир корабля плюхнулся в своё кресло.

Мишель Сомнер представлял собой весьма упитанный экземпляр то-ли полинезийца, то-ли карибского мулата. Как только самолёт оторвался от воды, он отстегнулся от сиденья и начал орудовать у маленького кухонного столика, напевая:

Тесаки в этом самолёте наблюдались. Один висел на боку у второго пилота, вторым штурман сейчас нарезал на кусочки какую-то довольно крупную рыбину. Шкипер Джон — тоже. «О боже, куда я попал,»— подумал Анджей.

Впрочем, понятно что это шутка, которую даже не стоит высказывать вслух. Обыкновенный разведчик рыбы, попутно доставляющий на рыболовные суда грузы и людей.

Самолёт описал круг над полукруглой бухтой, берег которой обрывался в океан довольно крутым откосом. Вероятно, когда-то это была кальдера вулкана, потом половина откололась и затонула.

Весь склон склон был усеян темно-фиолетовыми блёстками крыш, просвечивающих через зелень садов, и переплетен ниточками улиц.

Внизу белая полоска прибоя протянулась по краю жёлтой полоски пляжа, упираясь в тёмно-серые волнорезы порта обросшие, как осенними листьями, разноцветными лепестками разнообразных судов.

Таким впервые перед глазами Анджея предстал Боотис.

Самолёт коснулся лазурной воды бухты, пробежал, подпрыгивая на пологой зыби и медленно подполз к пирсу между двумя такими же.

Анджей и Ильма попрощались с экипажем, подхватили свои рюкзаки и направились вдоль набережной.

Ильма ещё из самолёта позвонила каким-то знакомым и договорилась о ночлеге, но от гидроаэропорта нужно было топать туда почти через весь город. Впрочем, Анджей был не прочь размять ноги после почти трёхчасового перелёта.

Они шли по набережной, отделённой от пляжа белокаменным парапетом, регулярно прерывавшимся довольно широкими лесенками из темного камня.