Владимир Зенкин - Город Зга

Очертания автобуса становились всё более расплывчатыми, эфемерными. Через небольшое время он исчез совсем. На его месте остался лишь прозрачный, подрагивающий воздушный студень, но и он вскоре размылся без следа.

Мы стояли под мельчайшим дождём-пылью и смотрели на пустую дорогу, на то место, где недавно был злополучный автобус. Лёнчик и Вела дрожали от пережитого страха, от растерянности, от ознобной сырости — от всего сразу. Я тоже ощущал предательскую слабость в коленях и сухую горечь во рту. Пенёк был внешне спокоен.

Дождь истратился, пропал, тучи быстро расходились. За ними мастерилось новое небо из отмытых голубых фарфоровых кусочков. Солнечные лучи достигли, наконец, земли, рассыпались по мокрому асфальту, по траве лёгкими искрами.

Я шарил глазами по небу — где же ты, чёртова Стая? Что же ты натворила! Куда ж ты пропала?

Когда большая часть неба очистилась от туч, мы увидели Стаю. Вначале — разрозненные обрывки, ватные клочья, бесформенные, безблесно-серые. Они сползались с разных сторон, смешивались, сливались в один тусклый клубок. Наконец в клубке завиднелись серебристые просверки, задвигались нити-зигзаги, всё больше, всё смелей…

Стая возвращалась к жизни. Через короткое время она уже вся сплошь мерцала-переливалась ровной ртутью и серебром.

— Что это было, скажи? Что это было? — тормошил меня Лёнчик, — Куда они все подевались?

— Да… подевались. Вернулись туда, откуда были взяты. То есть, в никуда. Капсула «квази-времени» растворилась.

— Какая ещё капсула? Какое «квази»? — возмутился Пенёк, — Толком скажи. Если понял.

— Пока только предполагаю, — ответил я, — Автобус, водитель и все пассажиры были, скопированы с того нашего ностальгического автобуса двадцатидвухлетней давности. Зачем — понятия не имею. Может быть, в самом деле, таким образом нас решили порадовать.

— Да уж, порадовали, — сказала Вела.

— Эти люди — двойники тех настоящих людей — могли существовать только в энергополе, созданным Стаей. И доехали бы мы с ними нормально, если бы не гроза.

— Я такой грозы ещё не видел, — заметил Пенёк.

— Да, наверное, и атмосферные явления, и вся экология изменилась под влиянием здешнего энергетического хаоса. В Стаю попали две молнии — обычная и шаровая и, видимо, нанесли ей повреждения. Стая рассеялась и оставила созданный ею объект на произвол судьбы. Ну а без энергоподпитки любой объект стремится к распаду. В том числе и человек. Только энергетический распад людей мы увидели протекающим по особой, заложенной в них программе, программе их жизни. Ведь в автобусе были не призраки, не куклы, а именно живые люди, абсолютные копии живых, на всех уровнях. Чёрт знает, как они образовались, об этом спросите вон у неё, — я показал пальцем в небо, — И в каждом из них действовала индивидуальная генная программа развития, и скорость раз-вития контролировала Стая. Когда же был потерян контроль, жизнепрограммы этих людей раскрутились вперёд с бешенной скоростью. То есть, их, словно пружиной, отбросило в наше время. Они проскочили двадцать два года жизни и достигли сегодняшнего своего состояния. Некоторые до него просто не дожили… потому что не должны были дожить.

— И всё это на наших глазах и по нашим нервам, — обиженно сказала Вела, — Ну спасибо тебе! — подняла она голову вверх, обращаясь к Стае, — Хор-роший подарок. Развлекла-утешила.

Рядом стоящий Лёнчик в сердцах погрозил Стае кулаком.

Стая, как ни в чём ни бывало, продолжала мерцать в вышине.

— А почему автобус совсем исчез? — спросил Ленчик.

— Возможно, полностью иссякла энергия, благодаря которой он появился.

— Или кто-то спохватился и специально убрал его вместе с пассажирами, — усмехнулся Пенёк, — Ни к чему, мол, травмировать психику дорогих гостей.

— Ладно, — рассудил я, — Успокойтесь. Так оно или не так, для нас важно одно. Мы почти доехали до Зги. По-моему, осталось несколько километров. Давайте переоденемся в сухое, сядем — перекусим и двинемся дальше. До вечера ещё есть время. А там — подумаем о ночлеге.

Тихая, покойная полночь. Тишина не абсолютна, её смягчают насекомые стрекоты из травы, листвяные шелесты вслед бродячему ветерку, всклики ночных птиц в зарослях.

Из палатки — ни звука. Даже Пенёк спит сегодня без обычных своих прихрапов.

Я дежурю у костра. Спать совершенно не хочется, несмотря на усталость и все треволнения прошедшего дня. Последнее время я научился обходиться всего двумя — тремя часами чуткого сна в сутки: они достаточны для полного восстановления сил.

Через час меня сменит Пенёк, потом, под утро должна дежурить Вела. Но, конечно, мы её не раз 168 будим, мы поделим её время между собой.

Я подбрасываю сухие сучья в костёр, поддерживаю огонь достаточно сильным, чтобы отпугнуть возможных четвероногих обитателей здешних лесов-равнин, и достаточно слабым, чтобы не мешать отдыхающим. Хотя волки-медведи-кабаны меня меньше всего беспокоили. Они водились вокруг Зги, но в мизерном количестве и серьёзной угрозы никогда не представляли раньше и, наверное, сейчас тоже не представляют. Знать бы наверняка, чего нам опасаться. Быть может, самое опасное здесь это люди? Что ж, поглядим.

Это наша третья ночёвка в палатке у костра. Мы дошли до Зги в сумерках и решили переночевать на окраине, на опушке небольшого леска. Благо — дождь, очевидно, здесь был несильный, грозовой фронт, похоже, лишь краем коснулся этого места, и земля была почти сухая. Если честно, мы просто побоялись входить в свой родной город ночью. Неизвестность лучше встречать со свежими силами и с дневным светом.

За двадцать лет, проведённых вне Зги, я отвык от природы, от травы, от земли, от деревьев. От ночных таинственных жизнезвуков… От пронзительных звёзд в небе…

Если отодвинуться от костра, сесть спиной к нему, поднять голову, через минуту — другую (глаза отходят от света) разверзается вверху, в черноте-прохладе звёздное безумие.

Я в детстве любил смотреть на звёзды и благоговейно побаивался их. Вечность и необъятность. Не самые уютные из ощущений.

И сейчас, глядя в небо, я испытал такие же чувства: восхищение и тревогу. Правда, тревога теперь была гораздо явственнее.

То, что происходит сейчас здесь… то, что происходило раньше в Зге… вообще на Земле… Та неведомая Сущность, соприкоснувшаяся с нами… Она откуда? Из бездны этой трёхмерной ночной вселенной? Из невидимой и неощутимой бездны многомерных миров, где и сама незыблемость — время может течь в разные стороны?

И очевидно, все эти бездны подчинены не хаосу, а каким-то специальным канонам сверхсложного порядка, и управляются непостижимой для нас гигантской иерархией Разума и Духа.